Тем не менее приток в армию офицеров с территорий, находившихся под властью большевиков, порождал немало проблем. Во-первых, необходимость прохождения реабилитационных комиссий помимо того, что занимала много времени, вызывала недовольство офицеров, хотя значительная часть их, уклонившаяся в свое время от поступления в Добровольческую армию по соображениям личной безопасности, едва ли имела право возмущаться выражаемым теперь недоверием. Однако некоторые старшие офицеры считали этот порядок безусловным злом. Б.А.Штейфон, в частности, высказывал следующие впечатления о работе регистрационных комиссий в Харькове, где жили несколько тысяч офицеров: "Подавляемые этим числом, комиссии изнемогали от непосильной работы, и регистрация крайне затягивалась, создавая атмосферу нервности и разочарования.... На наших регистрациях офицерам тоже надо было, прежде всего, оправдываться. Если вопросы "оправдания" затрагивали бы только тех, кто вольно или невольно служили в красной армии, это имело известный смысл. К сожалению, "обвинялись" все, кто по тем или иным причинам проживал на территории, занятой советской властью, хотя и был в подавляющей массе, внутренне непримиримым врагом этой власти. Офицерство, встречавшее "свою" белую армию с энтузиазмом и яркими надеждами, быстро теряло порыв первых дней, считало себя несправедливо обиженным и мучительно переживало свою трагедию. После демобилизации 1917-1918 гг. на юге России проживало не менее 75 тыс. офицеров. 75-80% этой массы было настроено, несомненно, жертвенно и патриотично, но мы не умели полностью использовать эти настроения... Офицеры, простояв много дней в очередях (в одном из крупных городов комиссия за три дня успела зарегистрировать лишь офицеров с фамилиями на "А"), переставали туда являться, а стали сами поступать в те или иные части. Приняв новых офицеров, каждый полк частными путями быстро выяснял и прошлое этих офицеров, и их политические исповедания. Почти всегда находились однополчане, однокашники или просто знакомые. Для объяснения офицерский психологии тогдашнего времени, является интересным нижеследующий факт: в Харькове, еще в мирное время стоял полк 31-й дивизии, и офицеры этих частей в числе нескольких сот человек воздерживались от немедленного поступления в Добровольческую армию. Они верили, что будут воссозданы их родные части и личным почином образовали свои, очень сильные духом и числом ячейки"{561}.
Во-вторых, возникали проблемы взаимоотношений вновь поступивших офицеров со старыми добровольцами, под команду к которым, как правило молодым офицерам в младших чинах, поступали старшие по чину. Зачисление вновь прибывающих офицеров рядовыми в строевые или офицерские роты тот же Штейфон считал чрезвычайно вредным: "Прежде всего, нахождение офицеров на должностях рядовых больно било их по самолюбию и тем принижало их дух. Это была одна из главных причин, почему значительный процент офицеров уклонялся от службы в строю. Затем, наличие офицеров-рядовых резко отражалось на дисциплине, что в дальнейшем принесло крайне печальные плоды, запутав и усложнив веками слагавшееся офицерское мировоззрение. Эта же система привела к тому ненормальному явлению, что прежним кадровым офицерам, преимущественно штаб-офицерам, в армии места не находилось. На должности рядовых они не годились, да и сами не желали идти в подчинение молодым подпоручикам и поручикам. На командные должности их не назначали, ибо каждый добровольческий полк ревниво оберегал "старшинство" своих офицеров, основанное не на чинах и прошлом прохождении службы, а исключительно базировавшееся на добровольческом стаже. В итоге прекрасный штаб-офицерский состав Императорской армии оставался за бортом. Свою преданность Родине и свою доблесть они полностью проявили во время Великой войны. Должность рядового их нисколько не обижала как мера чрезвычайная, но как систему они ее резко осуждали". Кроме того: "Зло заключалось в делении офицеров на "старых" и "новых". Первая группа, притом меньшая числом, занимала командные должности и пользовалась всеми правами офицера и начальника. Вторая группа, резко увеличившаяся после выхода армии из Донецкого бассейна, в массе своей никакими правами не пользовалась, считалась "рядовыми" и лишалась даже тех офицерских преимуществ, какие дарованы уставом каждому офицеру"{562}.