Трагедии

Светлейший Рейн, мечта моя,
Тебя хвалой восславлю новой.
С высоких Альп твоя струя
Артерией материковой
Прыжками пролагает путь.
Дунай, твой брат, с тобой простился,
Решил к востоку повернуть,
А ты — на север устремился.
Снега, туманы, облака
10 Вас сотворили за века.

Еще Герцинский лес шумел [287],
Служа Германии покровом:
Германцам был сужден удел —
Мужать в смирении суровом.
Тобою, Рейн, о господин [288],
Сам Тибр поставлен на колени,
Когда великий Константин
С далеких рейнских укреплений
Повел под знаменем своим
20 Войска на развращенный Рим.

И принял ты ярмо Христа,
Твои брега поют осанну.
Вод окрещенных чистота
Бросает вызов Иордану.
Но оказался крест Христов
Неизмеримо легче груза
Высоких цезарских мостов,
И горьких слез под властью Друза [289],
И вставших над волной твоей
30 Пятидесяти крепостей.

Ты во Христе неуязвим,
Как злато в пламени горнила.
Пускай бряцаньем боевым
Шум рейнских волн глушил Аттила [290],
Невинной кровью христиан [291]
Он обагрил твое теченье,
Убийствами и злобой пьян,
Он грабил каждое селенье, —
В огне дымились берега,
40 Пустели пашни и луга.

Мольбам о мщении Творец
Внимал и твой возвысил жребий —
Сам Карл Великий [292], наконец,
От злобных варварских отребий
Сумел очистить берег твой.
Преемник славы Константина,
Он рейнской овладел землей,
Слагая камни воедино. —
И создал сад среди теснин [293]
50 Благочестивый властелин.

О мукомол, о винодел,
О землекоп, градостроитель,
О мастер оружейных дел,
О смелый лоцман и воитель,
Бумагоделатель, молю,
Бумагу дай для этой оды,
Горжусь тобой и восхвалю
Твои стремительные воды, —
Так лебедь резвый хмелю рад,
60 Вкушая рейнский виноград.

Как радуга, твоя краса
Цветет светло и горделиво,
И кажется, что небеса
Тускнеют перед ней стыдливо.
Пунцовый, синий, белый цвет
Тяжелых гроздий виноградных —
В них каждый город твой одет
Среди садов и вод прохладных, —
Со всех сторон любой приток
70 Несет воды тебе глоток.

Вот Майн, холмов лесистых сын,
Вот Мозель, яблоками славный,
Маас, духовный властелин [294],
Что с Рейном спор ведет как равный,
И Рур, журчащий в тростниках,
И Неккар, лозами увитый,
И Липпе в низких берегах,
Среди дубрав, под их защитой, —
И сотни рек и ручейков
80 В венках из трав и васильков.

Стонами ты коснулся гор
Швейцарских, где сыны свободы
Врагам готовы дать отпор;
Ты руки погружаешь в воды
Морские, где стоит оплот
Земли батавов — остров гордый [295],
Где героический народ
Разбил гостей незваных орды,
И плещет рейнская волна,
90 Лишь для свободы рождена.

Ты, словно греческий пифон,
В долине завитки раскинув,
Ползешь и лижешь горный склон,
И пьешь из пенистых кувшинов
Потоки мутных, талых вод.
И пухнет от водянки тело
Твое, и множится твой гнет,
Губя все что в полях созрело, —
Ты гложешь камни горных гряд
100 И дол, где зреет виноград.

Когда-то к Альбиону в дом [296]
Тянулся ты разверстой пастью,
Теперь заплывшею песком;
По ныне Лек и Эйсел, к счастью [297],
Убыток вдвое возместив,
Тебя ведут к морским просторам,
И сдержан дамбами разлив,
Чтоб под губительным напором
Растаявших весной снегов
110 Не вышел ты из берегов.

Река мерцающих светил [298],
Бегущая во тьме аркада, —
Нет, это не роскошный Нил,
Не По — Ломбардии отрада.
Нет, это только Рейн златой,
Где рыбки плещут шаловливо,
И серебристой пестротой
Переливаются игриво,
И по хрустальным небесам
120 В ночи блуждают здесь и там.

Ты утопить, защекотать
Меня могла, русалка Рейна,
Но как тобой гордится знать [299]
И чтит тебя благоговейно.
Ты странам имена дала,
Ты многих рыцарей сманила,
Свершивших славные дела, —
Здесь расцвела их мощь и сила;
Но кровь голландских сыновей
130 Привычна для твоих очей.

Твоей весной мой стих рожден
И в боевых играет горнах, —
Пускай услышу я трезвон
Твоих колоколов соборных,
Пусть проскользнет моя ладья,
Пусть повернет на гребне вала,
Пусть Кельном налюбуюсь я,
Пусть в Базеле сойду с причала,
Где спит Эразм, найдя покой.
140 Средь суетливости мирской [300].

Ты в Шпейере глядишь на суд [301],
Где тянут тяжебники дело:
Под бременем бумажных груд
Сама Фемида поседела.
Но как ты в Бингене ревешь [302]!
Как полнишь в Нидерландах чаши
Бином, — забыты лесть и ложь,
И беззаботны семьи наши.
Мои чернильницы полны
150 Голубизной твоей волны.

Но горе! Плачу я в беде [303],
И шлю проклятья мерзкой твари —
Церковной злобе и вражде,
Кровавой распре государей:
Сын гидры с тысячью голов,
Убийца, адский отравитель
Сладчайших рейнских берегов —
Погибни! Пусть освободитель [304]
Очистит Рейна берега
160 От ненавистного врага.

Как гордо рейнский Лек вскипит [305]
У стен Вианена волною,
Когда наследника родит
Супруга Болфарду-герою,
Вождю Нассауских знамен [306].
Пускай хранит наследник нравы
И честь, достойную времен
Минувших и отцовской славы.
Пусть расцветет, творя добро,
170 Достойный сын ван Бредеро.

Лелеять будет рейнский Лек,
Покорный нежному влеченью,
Зеленой поросли побег,
Что защитит своею тенью
Мать и прекрасных дочерей.
Так ждут проснувшиеся лозы
Весенних радостных дождей,
И жаждут вешних ливней розы.
Пусть небеса благословят
180 Ту колыбель и этот сад.