– Не огорчайся так сильно, – стал успокаивать меня тот же испытатель, увидев, как я пал духом. – Лучше настраивайся на какую-то новую солидную работу.
Я искренне вздыхал: ведь я так верил, что с оружием моей конструкции фронтовики непременно будут бить врага. И вот, пожалуйста, такая неудача…
– Ты думаешь, не было неудач у Дегтярева, Токарева, Симонова или Судаева? Прежде чем что-то стоящее создать, они не раз темнели лицом от безжалостных выводов неумолимой комиссии. Можешь поверить, через мои руки прошло немало образцов разных конструкторов, именитых и не очень. Только духом конструкторы никогда не падали. Наоборот, это прибавляло им силы, они приезжали на очередные испытания с улучшенными образцами, а то и с новым изделием.
– А как Симонов относился к поражениям? – спросил я, вспомнив нашу совместную с Сергеем Гавриловичем поездку на полигон.
– Довольно стойко! Правда, переживал, когда мы расстреливали из его оружия одну обойму за другой. Все что-нибудь в руках крутил от волнения. Но не пал духом, когда в соревнованиях с Токаревым после конкурсных испытаний была отклонена его самозарядка. Мы-то, инженеры-испытатели, видели, что винтовка Симонова выгодно отличалась от токаревской компактностью и удобством обращения. Она была гораздо легче и проще по конструкции. Только решающее слово было не за нами…
Такие беседы с испытателями, как правило, давали возможность глубже вникнуть в «кухню» конструкторских идей, доработок, взаимоотношений. Общение с ними всегда было полезным. Это я хорошо усвоил, еще работая над доводкой своего первого образца.
От испытателей и конструкторов КБ полигона я узнал и о событиях, связанных с принятием пистолета-пулемета Судаева. Военное время торопило конструкторов-оружейников, и работы велись постоянно. Находившиеся на вооружении Красной Армии два образца пистолета-пулемета (Дегтярева ППД-40 и Шпагина ППШ-41) дорабатывались и проходили плановые испытания на подмосковном полигоне. Сравнительные испытания отечественных пистолетов-пулеметов и лучших иностранных образцов, проведенные в декабре 1941 года, показали, что ППД-40 и ППШ-41 не уступают зарубежным аналогам.
Но уже в начале 1942 года выявилась необходимость в новом пистолете-пулемете. В тактико-технических требованиях ГАУ на разработку нового образца отразились и опыт боевой эксплуатации, и опыт промышленного производства существующих ППД-40 и ППШ-41.
В соответствии с заданием ГАУ в работу по созданию нового образца пистолета-пулемета включились многие оружейные КБ, конструкторские коллективы учебных учреждений, изобретатели войсковых частей.
Полигонные испытания пистолетов-пулеметов проходили с 17 апреля по 12 мая 1942 года. Рекомендованные к доработке и конкурсным испытаниям – образцы Судаева, Безручко-Высоцкого и Шпагина.
В результате всех проверок и испытаний в июле 1942 года пистолет-пулемет Судаева был представлен Государственному Комитету Обороны (ГКО) для принятия на вооружение Красной Армии.
Естественно, что в силу особой секретности, с которой проводились все военные разработки, я не знал об этом, когда в начале 1942 года в паровозном депо далекой казахской станции Матай начинал изготовление своего первого пистолета-пулемета…
И все же, хоть мой образец пистолета-пулемета и «опоздал» к конкурсным испытаниям почти на полгода, я был далеко не последним в числе тех конструкторов, кто работал в этом направлении. В подтверждение сказанному приведу несколько выдержек из книги «Отечественные автоматы (записки испытателя-оружейника)» А. А. Малимона: