Товарищи офицеры

«А и наш-то Болотинск хорош! — говорила старуха. — Как весна — так прямо весь в цвету да в зелени. У нас при каждом доме либо сад, либо огород с малиной да крыжовником. Картошка тоже у каждого своя. С крупой беда, зато конфеты дешевые — без очереди…»

«Слышала, Машенька? — сквозь сон, усмехаясь, спрашивал Климов. — Жизнь в Болотинске — нормальная жизнь многих людей. И никакая не жертва…»

Маша отвечала ему: «Думаешь, я испугалась жертвы? Думаешь, если ты лейтенант… Только ты один?..»

3

Наутро в казарме капитан представил Климова его солдатам.

Скуластый, очень крепкий, ладно посаженный на кривые ноги сержант строго скомандовал: «Смирно!» — и две шеренги бойцов замерли при появлении офицеров.

— Третий взвод! — сказал капитан, остановившись перед серединой строя. — Вот ваш новый командир. Лейтенант Климов. Прошу любить и жаловать…

Взвод стоял в широком проходе между рядами коек. Позади солдат ровно белели линии подушек и простыней. Блестел накрашенный пол. Но Климов видел только лица солдат, с любопытством и ожиданием устремленные на него…

Когда-то, еще в училище, Климов приготовил красивую и внушительную фразу, которую скажет, знакомясь с солдатами. Фраза эта принадлежала знаменитому в училище капитану Зятькову; принимая курсантскую роту, он говорил так: «Я порядочная сволочь. Учтите. За хорошего курсанта — душу выложу, из разгильдяя — душу вытрясу». Он был неплохим командиром, этот Зятьков, но только теперь, на глазах своего взвода, Климов понял, что никогда не смог бы повторить чужие слова.

— Здравствуйте, товарищи. Мне… — и заикнулся на полуслове, загоревшись до самых ушей. В ответ на его офицерское «здравствуйте», хотя и сказанное тихо, две шеренги солдат дружно проревели: «Здравия желаем, товарищ лейтенант!»

Климов долго мечтал об этом мгновении, а когда оно наступило, даже забыл приложить руку к головному убору, что непременно требовалось по уставу. Он забыл также и о том, что ему должны ответить. «Осрамился!» — решил он с горечью.

И тогда капитан сказал что-то такое, что солдаты заулыбались. Потом уже Климов узнал, что сказаны были самые простые, домашние слова: «Ну, вот и поздоровались. Хорошо». И в самом деле, дальше все получилось хорошо. Солдаты будто и не приметили минутного смущения, а также и того, что лейтенант, здороваясь с ними, позабыл отдать честь.

«Не волнуйтесь, — говорили их взгляды. — Видите, капитан у нас веселый. А мы — обыкновенные солдаты. Мы многое можем простить: ведь бывает, и командиру приходится оступиться… Вы-то сами не из тех придир, что не прощают солдату даже маленьких ошибок?»

Нет, на этот раз лейтенант никому не сделал замечаний. Прошел вдоль строя. Каждый громко назвал свою фамилию. Абдурахманов. Гребешков. Ивасев. Никитенко… Каждый по-своему присматривался к лейтенанту, и только скуластый сержант, стоявший на правом фланге, глядел хмуро.

Это был Крученых — помкомвзвода Климова. Он будто бы предвидел, что неопытность лейтенанта ляжет на сержантские плечи двойным грузом: не всякий непорядок сумеет доглядеть этот красивый лейтенантик, а если и доглядит, то не спросит с виновного, как положено…

4

С прибытием в часть молодого выпускника на год старше становятся остальные офицеры. И в этом тоже причина их расположения к новичку. Товарищам-взводным приятно, что в батальоне появился кто-то помоложе их самих: в сравнении с новичком они могут выглядеть бывалыми командирами. Офицеры постарше, выслуга которых неоспорима, встречая выпускника, невольно припомнят и свою офицерскую молодость. Если новичок, вроде Климова, слишком юн, то и юность эту, вздохнув, ему простят поначалу опытные ветераны.

Кроме всего, Вадим был свежим человеком.

— Ну, как там Москва? — спрашивали у него. — Это верно, что в Кремль свободный вход? А в Мавзолей?

— Говорят, и для пехоты галстуки введут. Не слышал? Когда? — интересовался щеголеватый лейтенант из первой роты.

— Падаждешь! — отвечал ему, опережая Климова, черноволосый взводный Артанян. — Тэбе и стоячий воротник не трет. Вот Лобастову — другое дело — нэпременно апаш необходим!..

Молодость ищет дружбы, как и любви, с первого взгляда. Смуглолицый крепыш армянин, чья фамилия так похожа на знаменитую мушкетерскую, и Лобастов, великан с простодушно-нагловатым лицом, казались такой неразлучной парой, которой недостает только тебя, третьего мушкетера…

Климову повезло. Артанян оказался в одной с ним роте. Взводный из первой Лобастов частенько наведывался к приятелю. И оба не сторонились новичка и по-своему вводили его в курс гарнизонного бытия.

— Ну, как тэбе Болотинск? — спрашивал Артанян. — Квартиру снял? Хозяйка молодая?

— За квартиру больше двухсот не плати — закон! — деловито советовал Лобастов.

— Ну, как тэбе монастырь? Нравится? — интересовался Артанян.

— Мало от него осталось, — жалел Климов. — Наверное, он не представляет исторической ценности?