Товарищ анна (повесть, рассказы)

— Ах, золотце-барышня пришли-с! — пискнула, бросившись из полутемного коридора, Лиза и чуть не повисла, по привычке, у Анны на шее, но опомнилась и присела в неглубоком поклоне. Она была одета горничной, очень милой, в белом чепчике и переднике. Из комнаты слышались голоса и движение. Электрический свет горел только там, но тускло, бедно. В коридоре же висели на стенах подсвечники со свечами, они давали непривычное, неверное освещение. — Я сейчас лампу принесу, не успела! — всплеснула руками Лиза.

— Ну что вы, Лиза, душенька, все еще трудитесь, суетитесь. Вам бы в такой вечер уже по зале летать с кавалерами, а вы на кухне, — говорила Анна мягким глубоким голосом, держа Лизу за обе ладошки и крепко пожимая их. Лицо у нее светилось.

— Ах, барышня, мы привычные, что мне станется! Станислав Валерьевич разрешили-с мне, как управлюсь, с вами всеми в зале побыть, а не смотреть одним глазком в щелочку, как при других господах бывало. Очень добрые они, доложу вам, ангел-барышня. Все учить меня пытаются, грамоте обучать, скажу я вам, смех один. — Тут в дверях появился Станислав, и она действительно прыснула в ладошку, зардевшись.

— Сударыня! — загремел Стас на весь коридор. — Рад видеть вас. И вас, Валентин. Проходите, дорогие.

Он почтительно поклонился Анне, пожал Вальке руку, помог Анне снять шубку — и Валька сконфузился, что первый не сделал этого, и вконец растерялся от всего: от разговоров их, от обращения друг к другу, от непривычной одежды. Стас был в светлом костюме со старомодным пиджаком, мягком, очень простом, единственной кокетливой деталью был шейный светлый платок. На Анне оказалось серое платье с длинной юбкой, узкой талией, белым кружевным воротничком, оно обтягивало ее сверху, делало стройнее и выше. Оно так удивительно шло ей, к ее серым глазам, к высокой прическе, делало все движения медлительными, плавными, загадочными, что невозможно было понять, почему она не ходит так всегда, каждый день. При этом она оставалась самой собой, то есть не была в роли, в костюме, а, казалось, каким-то чудом перенеслась в эту маленькую московскую квартиру из своих неспокойных нулевых годов двадцатого века.

Она держалась естественно, как никто. Валька это заметил, как только вошли в комнату, где уже собрались все, и с ней, барышней из благородных, стали здороваться. Казалось, именно Анна преобразила компанию, от ее присутствия все легче и непринужденней почувствовали себя в роли. Разговоры об обыденном, о современном, которые за секунду до их прихода то и дело возникали и обрывались, наконец затухли. Все перестали быть собой, на время примерив чужие жизни.

Так же непринужденно, как она, держался разве что еще Сергей Геннадьевич. Он поднялся с дивана, пожал руки им обоим и усадил Анну рядом с собой. Валька остался стоять, не зная, куда приткнуться. В своих джинсах и свитере, в бежевых носках, с большими руками и ногами он казался сам себе лишним, неуместным среди этих оживших фотографий. Конечно, он знал, что реконструкторы относятся к костюмам трепетно, но все равно невольно удивлялся, оглядывая преобразившихся до неузнаваемости ребят.

— Я ушла со службы и буду теперь свободна, Сергей Геннадьевич, смогу больше времени посвящать нашему делу, — говорила Анна. — Газета еще не выходит, а должна бы уже выходить, подготовки к майскому празднику нет никакой, люди расслаблены, не видно дела.

— Анечка, поберегите себя, отдохните, — отвечал Сергей Геннадьевич с отеческой грустной улыбкой. — Все идет своим чередом. На улице ветрено, а вы ходите без головного убора. Вы нужны для дела, подумайте о своем здоровье.

Валька шагнул в угол, за елку, где стоял стул. Это было единственное свободное место в комнате. Привычного стола, накрытого к праздничному ужину, телевизора, транслирующего развлекательные программы, даже музыкального центра здесь не было. Живая елка была убрана просто, без мишуры, самодельными игрушками. Лампочки горели тускло: одна в настенном бра за бумажным плафоном и две в люстре в форме канделябра. Валька не знал, были ли лампочки в тысяча девятьсот десятом году, но решил, что если и были, то именно такие тусклые. Вместе эти небольшие штрихи в интерьере комнаты, в целом обычной — современную мебель нельзя было скрыть даже под ретроскатертью и покрывалом, — создавали-таки неуловимое ощущение, дух прошлого.

— Иди сюда, — игриво шепнула вдруг подскочившая Лиза. — Иди.

Валька послушно поднялся и поплелся за ней. Она вышла из комнаты — двигалась Лиза как-то по-особому быстро, несуетно, но деловито, как и могла бы ходить по вверенному ей дому расторопная горничная, — провела его по коридору и скользнула в закрытую комнату. Щелкнула выключателем и зажгла настоящий, привычный свет. Они оказались в детской, верно, Стасовой комнате, заставленной принесенной со всего дома лишней для вечера мебелью.

— Переоденься вот, — сказала Лиза, протягивая ему одежду. — Не фонтан, конечно, но лучше ничего не осталось. А то чего ты сидишь в углу как бедный родственник.