Тотем и табу

Можно ли сказать то же самое о первобытных народах? Мы вправе приписывать им необыкновенно высокую оценку психических актов как одно из проявлений свойственной этим людям нарциссической организации[273]. Поэтому одних порывов, враждебных отцу, одной фантазии его убийства и поедания, могло быть вполне достаточно, чтобы произвести моральные реакции, породившие тотем и табу. Следовательно, можно отринуть необходимость сводить истоки наших культурных достижений, которыми мы с основанием гордимся, к отвратительному преступлению, оскорбляющему все наши чувства. При этом ничуть не пострадала бы причинная связь, что тянется от начала времен до наших дней, поскольку психическая реальность в состоянии самостоятельно объяснить все перечисленные последствия. На это могут возразить, что эволюция общества от отцовской орды до братского клана действительно имела место. Что ж, довод весомый, но не решающий. Изменение могло быть достигнуто и менее насильственным путем, однако все же содержать условия, необходимые для возникновения моральной реакции. Пока гнет праотца давал себя знать, враждебные чувства против него имели оправдание, а раскаяние за них откладывалось до другого времени. Столь же мало выдерживает критику другое возражение – мол, все, что исходит из амбивалентного отношения к отцу, все табу и жертвенные предписания, носит характер чрезвычайной серьезности и полной реальности. Ритуал невротика, страдающего навязчивостью, в точности таков же, однако он вытекает из психической реальности, из одних только намерений, а не из их выполнения. Нельзя вносить во внутренне богатый мир первобытного человека и невротика наш трезвый взгляд, с опорой на материальные ценности и презрение к тому, что составляет предмет мыслей и желаний.

Тут мы встаем перед решением, принять которое очень нелегко. Начнем с признания, что различие, будто бы коренное, не составляет, по нашему мнению, сущности вопроса. Если для первобытного человека желания и порывы равнозначны фактам, то мы должны смириться с такой точкой зрения и не пытаться исправить ее по нашим меркам. Здесь нелишним будет рассмотреть подробнее приведший нас в сомнение невроз. Неверно говорить, что невротики, страдающие навязчивостью, находятся под гнетом сверхморали, защищаются от психической реальности искушений и казнят себя только за возникающие у них порывы. Известную роль играет и некоторая доля исторической реальности. В детстве эти люди были подвержены сугубо злостным порывам; насколько позволяла беспомощность ребенка, они превращали свои порывы в действия. Всякий из этих чересчур добродетельных людей пережил в детстве «злое время», некую извращенную стадию, которая была предтечей и предпосылкой позднейшего избытка морализма. Аналогия между первобытными людьми и невротиками становится более обоснованной, если допустить, что у первобытных людей психическая реальность, образование которой не подлежит никакому сомнению, первоначально совпадает с реальностью фактической, что первобытные люди и вправду совершали все то, что якобы намеревались совершить.

Но наше суждение о первобытных людях не должно находиться под слишком большим влиянием аналогии с невротиками. Необходимо принять во внимание и различия. Несомненно, обоим – дикарям и невротикам – не присуще столь острое различие между мыслью и действием, какое привычно для нас. Но невротик испытывает задержку в действиях, у него мысль вполне заменяет поступок. Первобытный же человек несдержан, у него мысль превращается немедленно в действие, поступок для него, так сказать, заменяет мысль; а потому, думаю, не будучи сам вполне уверенным в несомненности своего суждения, что к рассматриваемому случаю можно применить слова поэта: «Im Anfang war die Tat!»[274].

Интерес к психоанализу [275] (1913)

Часть I. Психологический интерес к психоанализу

Психоанализ – это медицинская процедура, целью которой является лечение определенных форм нервных заболеваний (неврозов) посредством психологической техники. В небольшой работе, опубликованной в 1910 году[276], я описал развитие психоанализа от катарсической процедуры Йозефа Брейера и его связь с теориями Шарко и Пьера Жане[277].

В качестве примера расстройств, поддающихся психоаналитическому лечению, можно привести истерические судороги и паралич, а также различные симптомы невроза навязчивых состояний (навязчивые идеи и действия). Все эти состояния порой подвержены спонтанному выздоровлению, и многое тут зависит от личного влияния врача, что до сих пор не получило надлежащего объяснения. Психоанализ не оказывает терапевтического воздействия на более тяжелые формы психических расстройств как таковых. Но – впервые в истории медицины – он позволил нам составить некоторое представление о происхождении и механизме неврозов и психозов.