Да, именно не что иное, как мужской совокупительный орган. Правда, он не стоял, а висел, словно вырастая из черных зарослей лобка. Но был в полурабочем состоянии, потому что по длине своей достигал почти половины бедра неизвестного мне мужчины. Чуть более темный, чем волосатые ноги мужчины, орган имел форму банана: сужался в том месте, где крепился к телу и обладал длинной, остренькой на конце головкой. Сама эта головка, обнаженная из-под покрасневшей складки кожи, сияла бесстыдным розоватым светом, отражая вспышку фотоаппарата на своей очевидно влажной поверхности. На снимке были видны все детали, включая даже темную полоску сомкнувшейся щели … И этот половой орган, туго обтянутый тонкой на вид, шелковистой кожей, перевитый красивыми, не грубыми но очень выразительными венами, смотрел слегка вправо. То есть изгибался справа налево, имея слегка неправильную форму: видимо, хозяин привык носить его всю жизнь в левой штанине…
Я никогда не видела этого предмета в такой бесстыдной, яростной обнаженности. Но я прекрасно помнила, как задохнулась от внезапного, нежданного, ошеломительного удовольствия, когда он впервые раздвинул мои губы и скользнул в мой детородный ход… И когда именно эта остренькая на конце, влажная и нахальная головка принялась работать во мне, накачивая удовольствие своему хозяину. Которое, правда, даже отдаленно не могло сравняться с тем, что получала я сама…
А под картинкой имелась спокойная надпись, подтверждающая все, что я узнала:
И этот копирайт не раскрывал мне глаза, а лишь подтверждал мою догадку, что именно эту великолепную штуку я когда-то имела удовольствие ощущать в своих внутренностях… И, кроме того, напомнила фамилию: Никулин. Да, фамилия моего преподавателя Виктора Васильевича была именно Никулин…
В трусах моих – спокойных дорогих трусах зрелой замужней женщины, коммерческого директора и матери семейства – сразу сделалось жарко и влажно.
С опасением отправив картинку за обрез экрана, я принялась читать.