Тот самый снег

Каждая привезла альбом, где можно было увидеть их самих, сопливых детей, дебилообразных мужей, всяческих родственников и подруг – неплохих, видимо, людей, но с лицами, тронутыми печатью вырождения и идиотии, что всегда бывает в периферийных городах

И вот когда в первый мой визит – мы тогда еще сидели на кухне, а потом стали накрывать большой стол в комнате, где можно было разложить все, поставить несколько бутылок и, удобно сидя на диванах и кушетках, петь песни до глубокой ночи, благо хозяйка была глухой… – когда в первый мой визит я из вежливости, из чистой вежливости взял пролистать альбом Юли и увидел ее ноги в черных колготках, то понял, что пропал.

Пропал насмерть и необратимо.

И что умру, если не заполучу эту женщину. Нечто подобное я уже испытывал, когда-то впервые увидев свою очень молодую и очень привередливую любовницу Элеонору (А9), но тогда мною овладело какое-то помутнение, поскольку Элеонора (А9) – если называть вещи своими именами – была просто тощей. А ноги Юли казались – не боюсь повторять это слово вновь и вновь – самим совершенством.

Причем в реальности все сидели вплотную к кухонному столу и ни чьих отдельных ног я нихера не видел.

Но на меня напало какое-то наваждение.»

Наверное, это в самом деле было наваждение, – подумала я, невольно поддернув юбку и выставив перед собой правую ногу.

Ничего особенного в моих ногах никогда не было; точнее – они были не хуже. но и не лучше, чем ноги окружающих меня женщин. Правда, и сейчас они сохранили относительную стройность, и я даже не страдала – в отличие от большинства своих сверстниц – отвратительной «зоной галифе», несмотря на сидячую работу. Правда, из-за этой самой сидячей работы мне уже лет пять как приходилось носить специальные компрессионные колготки, без которых к вечеру мои ноги отекали, принося некоторые неудобства. Но все это в общем было ерундой, ноги мои сейчас казались красивыми, а в молодости были в общем средними.