Тот самый одноклассник

— Да. Нет. Думал об этом, но так и не позвонил. Решил, что пока держусь от тебя подальше, всё в порядке, а если окажусь рядом, то сорвусь. Не смогу быть просто учеником. А я тебе никогда не нравился, да ещё если учитывать историю с Данилой… небезопасны такие игры. Попросил друзей, чтобы они тебя порекомендовали, кто-то даже повесил объявление.

— Просто сделал мне приятное?

Алексей пожал плечами.

- Наверное, так. Я не шпионил за тобой, Ник, и учеников твоих не знаю лично. Про аукцион услышал случайно, от Вадима, он тренирует одного из твоих учеников. Ты отменила урок из-за выставки, вот Вадим и уговаривал меня пойти туда, чтобы с тобой увидеться. Он обо всём знал. Я не пошёл, но картины купил.

— Зачем?

— Не знаю. Только хуже стало. В мыслях полный бардак. Картины твои не понимал, тебя толком не знал, а выкинуть из головы не мог, как ни старался. Я во всём люблю порядок, а когда речь заходит о тебе, — никакой логики.

— Бардак посреди идеального порядка, как в твоей машине.

— Наверное. А потом я узнал про вас с Данилой, и всё завертелось.

— Жаль, что ты не записался на уроки.

— Захотелось надо мной посмеяться?

— Захотелось изменить прошлое.

— Ты бы отказалась со мной встречаться.

— Отнюдь.

— Согласилась бы?

— Да. Всё дело в твоём запахе.

Такого поворота Алексей не ожидал. Отвлёкся от дороги, и мы чуть не съехали в кювет.

— Тебе до сих пор нравится A&F?

— Эээ… одеколон? Мне его в школе подарили, потом снова купил, но почти не пользуюсь. На работе не к месту, да и не привык. А при чём тут запах?

— После спектакля я ходила по магазинам, нюхая всё подряд. И нашего учителя химии тоже нюхала, как одержимая дурочка. А ведь это ты поднял меня на сцене и привёл в чувство. Ты накинул на меня рубашку, которая показалась огромной. Пока Данила дрался с Иваном и Гришей, ты мне помог, а я даже не обернулась. Но запомнила твой одеколон, купила его себе и наслаждалась. Тебя я почти не знала и уж не нюхала, это точно. Кроме того, ты всё время был в разъездах. Я спрашивала подруг, кто именно поднял меня на ноги, но в толкотне они не разобрались. Кругом была толпа народа, в том числе и полуголых девчонок, которые повыскакивали из-за занавеса. Большинство видели меня с учителем химии, кто-то настаивал, что со мной были Данила и Гриша. Помочь пытались все, но помог только ты. Одного не понимаю: как девчонки могли не запомнить тебя без рубашки?

Впервые за этот разговор Алексей улыбнулся.

— Под ней была футболка.

— Всё равно. Знаешь, дело не в одеколоне. Я запомнила твой запах. Звучит смешно, как-то по-звериному, но, когда мы сидели у батареи после концерта Данилы, я уткнулась носом в твою грудь и сразу успокоилась. Почувствовала безотчётное доверие и не могла понять, с какой стати. А теперь думаю, что это твой запах. Примитивная память подсказала, что ты меня защитишь. Вот такие дела. Ещё секреты есть?

— Нет, — ответил Алексей рассеянно, всё ещё под впечатлением от моего признания. — А у тебя? — спросил через пару минут.

— Секреты? У меня? Нет.

— Точно нет?

— Точно. Я ничего от тебя не скрываю.

— Или просто не догадываешься, что я нашёл тот набросок.

— Какой из? Вся моя квартира в набросках, и мастерская тоже.

— Тот, на котором я держу на руках новорожденного ребёнка.

— А… тот… и что? Просто набросок. — Внезапно вспотели ладони. Непросто это, говорить правду, всю правду до самого конца. Вот так взять и признаться, что я нарисовала нашу воображаемую дочь?

— Просто набросок?

— Просто. А что ты там разглядел?

— Я разглядел именно то, что ты нарисовала, Ника, и мне это понравилось. — Посмотрел на меня прищуренным внимательным взглядом и добавил: — Очень понравилось. Это лучшая из твоих работ.

— Думаю, ты просто не заметил глаз за ухом, — я попыталась отшутиться.

— Нет, — Алексей остался серьёзным. — Это мальчик или девочка?

— Ммм, — промычала неловко. Тело покрылось мурашками. Хотелось продлить этот момент, словно я стою на пороге чего-то невыразимо прекрасного в ожидании волшебного счастья. Вот такое странное ощущение.

— Колись, Ник.

— Девочка, — созналась тихо.

— Она очень красивая. Как её зовут?

— Не знаю… наверное.

— Я хочу, чтобы ты закончила эту картину.

— Это… только набросок.

— Сделай из него картину. Пожалуйста.

— Как? Нарисовать в красках?

— Всё равно, как, но нарисуй рядом с нами себя. Так будет правильно.

Вот оно — слово, которое нас определяет, — «правильно». Когда мы вместе, это правильно.

— Нарисую.

Я уже вижу эту картину: моя ладонь на руке Алексея, лицо прижато к его груди.

— Иришка. Ира. Так зовут нашу… эту девочку, — призналась, прикрыв глаза.

— Нашу дочь.

— Да.

— Ты знаешь, что так звали…

— … твою мать. Знаю.

Счастье стучало под кожей вторым пульсом. Каждый сантиметр моей кожи излучал наслаждение. Я поверила в то, что Данила ушёл из нашей жизни, и сдерживаемые чувства растеклись во мне бурным потоком.