Тот момент

Каз входит и первым делом смотрит вверх, на пчелу под потолком.

— Забавная штуковина.

— Мне она не особо нравится, — кривлюсь я. — Только папе не говорите, а то он ее покупал.

— А почему тебе не нравится?

— Потому что синих пчел не бывает. И мама бы не одобрила.

Каз кивает.

— Тебе нравятся пчелы?

— Ага. Всегда их любил, еще с самого детства.

— Сколько тебе лет, Финн?

— Десять. В августе будет одиннадцать.

— Значит, в сентябре ты уже пойдешь во взрослую школу?

— Да.

— Чего-то ты не слишком рад.

— Я не хочу туда. Это папина затея. Модная школа неподалеку от Илкли. Буду учиться музыке.

— Ого. У тебя, должно быть, талант. На чем играешь?

— На укулеле и пианино. Но я сейчас не играю. С тех пор, как… ну, знаете.

Отхожу в другой конец комнаты, чтобы Каз не видела, как я сдерживаю слезы.

— Почему ты не хочешь в новую школу? — спрашивает она, садясь на мою кровать.

— Она большая, значит, еще больше детей станет меня дразнить. Я со школами не лажу. Ну, с нормальными. А вот мама однажды сделала мне школу в палатке. Когда…

У меня срывается голос. Похоже, я до сих пор не могу говорить о том, что произошло. Набираю побольше воздуха и пробую еще раз.

— Ее школа была потрясающей. Мы вдохновлялись природой, и я рисовал все, что найду. Картинки получались не очень, но никто не ругался. Вот бы всегда так было.

Снова замолкаю и стараюсь не расплакаться.

— Что говорит твой папа? — чуть погодя спрашивает Каз. — О том, что ты не хочешь в эту школу?

— Говорит, все будет не так плохо, как мне кажется. Только он и про начальную так рассказывал, а она оказалась ужасной.

— Папы иногда такую чушь несут, — кривится Каз.

— Твой папа тоже нес?

— Ага, всякий раз, как открывал рот.

У меня вырывается смешок. Оказывается, пустить Каз в комнату — это не так уж плохо. Показываю ей всякую всячину, фотографии, грамоты по музыке. Затем доходим до моих книг по садоводству.

— Ого, какая у тебя подборка, — замечает Каз. — Ежели ты все их прочел, то можешь считаться экспертом.

— Хочу стать садоводом, когда вырасту. Вот еще почему мне не нравится школа. Все, что нужно знать, есть в этих книгах. А вот какой мне прок, если я буду разбираться в драккарах викингов?

— Вообще не знаю, кому это надо. У нас в Галифаксе викингов не то чтобы много.

Снова смеюсь и беру с полки книгу.

— Я однажды видел Алана Титчмарша. Он приходил в Тонг Гарден Центр. Подписал мне книгу о плетистых розах. — Показываю ей автограф.

— Обалденно. На экране этот парень тоже хорош, — замечает Каз. — Хотя он же из Йоркшира. А все самые лучшие люди оттудова.

— Я не оттуда. Я родился в Манчестере, папа с мамой в Чешире, а сюда мы все переехали, когда мне был год.

— Значит, ты почтил Йоркшир своим приездом, — заключает Каз.

— Ребята в школе дразнят меня за выговор.

— Какая разница, как ты говоришь. Важны слова, что вылетают из твоего рта, и то, насколько от сердца они идут, — отвечает Каз.

Удивительно — сама она немного коверкает слова и вряд ли сдала бы тест, зато в ее речах много смысла. Показываю ей еще книги, рассказываю, какой сад мечтал бы разбить однажды. А когда папа зовет нас к чаю, набираюсь смелости и выпаливаю тот вопрос, который хотел ей задать. Да, мы не должны обсуждать эту тему, но она изводит меня каждую ночь.

— Думаете, это я виноват?

Каз замирает, смотрит на меня и, судя по тому, какими грустными становятся ее глаза, понимает, о чем речь.

— Нет, милый. И никогда так не думай. Ты не виноват.

— Но если бы я не…

— Ш-ш-ш. — Она кладет руку мне на плечо и наклоняется ко мне. — Больше ни слова. Ни в чем ты не виноват. Ты самый храбрый мальчик из всех, кого я знаю.

Киваю, хотя сомневаюсь в ее правоте. Правда ли Каз так думает или просто говорит из вежливости, как все остальные?

— Той ночью вы назвали меня Терри, — вспоминаю я.

— Правда? Прости. Я тогда не очень соображала.

— Ничего страшного. Я просто рад, что вы тогда были рядом.

После. 4. Каз

Иду вслед за Финном вниз, а сама все еще прокручиваю в голове его слова. Я хотела обнять его еще раз, но побоялась, что опять расплачусь и испорчу ему чай. Его вина. Как будто он хоть в чем-то виноват. Бедняжка.

У них есть столовая. Не кухня, а отдельная комната с большим деревянным обеденным столом, стульями и окном, выходящим на их сад. Сомневаюсь, что прежде бывала в доме со столовой.

Мартин накрыл на стол. Повсюду циновки и салфетки. Чертовы салфетки. Интересно, что бы сказал Терри? Когда он сможет говорить. Сейчас-то брат ничего не скажет.

Посередине стола на циновке (у них есть циновки для всего, даже настольные циновки) стоит кувшин воды со льдом и дольками лимона. Я вспоминаю свой вчерашний ужин — горшок с лапшой, которую я заварила на общей кухне внизу и съела прямо на кровати.

— Будете вино, Каз? — спрашивает Мартин. — У нас есть красное или белое.

— О нет, спасибо. Мне и этого хватит, — говорю я, указывая на воду на столе. Теперь меня мучит совесть, что надо было принести с собой бутылку — хотя я и не могла себе ее позволить.

Думала, чай — это всего лишь пара бутербродов и кусок торта. И не ожидала ничего подобного.

Я сажусь рядом с Финном, а Мартин идет за нашей едой.