Тот момент

— Часто о тебе вспоминала, — признается она. — Спасибо, что позвал на чай.

Киваю, до сих пор борясь с рыданиями, и вытираю глаза рукой. Папа возвращается из кухни с парой салфеток, дает одну мне, другую гостье. У него тоже глаза красные.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить, Карен? Чай, кофе, что-то покрепче?

— Чай, пожалуйста, — отвечает она. — И прошу, зовите меня Каз, как все.

— Конечно, — соглашается папа. — Финн, проводишь Каз в гостиную, пока я занимаюсь напитками?

Гостья наконец меня отпускает.

— А мне вас тоже Каз называть? — уточняю я, ведя ее в комнату. — А то до сих пор я вас звал дамой в овечьем фартуке.

Она смеется, но, как по мне, это лучше, чем плач. Каз смеется не надо мной, как ребята из школы. Ее смех добрый. Мы вместе садимся на диван.

— Да зови как хочешь, милый. Дама в овечьем фартуке — еще ничего. Меня и похуже называли.

— Меня тоже. В школе.

— Моего младшего брата тоже в школе дразнили, — морщится она. — Дети бывают жестокими.

— А как его звали?

— О, вонючкой, палочником — он был тощим, да чего только не придумывали.

— Меня дразнят чудиком и фриком. Остальные прозвища повторять не хочу, они неприличные.

— Старайся не обращать внимания, — с улыбкой советует Каз.

Киваю, вспоминая, сколько раз мама повторяла мне подобное.

— Моя подруга Лотти говорит, они все жалкие лузеры.

— Она права, — соглашается Каз. — Лотти — твоя лучшая подруга?

— Да. Вообще-то, она моя единственная подруга, но это неважно. Мама говорит, один хороший друг стоит миллиона фальшивых.

Каз смотрит на свои руки. Некоторое время мы сидим в тишине.

— Простите, — говорю я.

Она, слегка нахмурившись, быстро поднимает глаза.

— За что?

— Что убежал из вашего кафе, — отвечаю я. — Я не из-за вас. Вы были очень милы со мной; все потому, что у кафе только третий уровень гигиены.

Каз смотрит на меня.

— Поэтому ты расстроился?

— Да. Потому что три — это удовлетворительно, а папа не разрешал мне ходить в школу с таким низким рейтингом. Моя школа хорошая, у нее четвертый гигиенический уровень, но в ней все равно есть злые дети, и директор считает меня странным, поэтому мне нравится есть только в местах, где гигиена на пятерку. Похоже, они очень хорошие.

— Что ж, а ты смышленый парень — так все разложить. По крайней мере, буду знать, что тебя испугал не мой овечий фартук.

— Нет, мне он нравится. У вас есть другие вещи с овцами или только фартук?

Она на мгновение задумывается.

— Раньше было еще кухонное полотенце, но не могу припомнить, что с ним стало. Наш Терри подарил мне его на Рождество, а фартук на день рождения.

— Наш Терри — это ваш сын? — спрашиваю я.

— Нет, брат, — улыбается Каз. — Это его дразнили в школе.

— Ему тоже нравятся овцы? — спрашиваю я, а папа входит в комнату с подносом.

— Не особо. Он любит ТВ-шоу восьмидесятых. Ты о таких и не слыхал. А ты сам, Финн? Что ты любишь?

— Цветы, — отвечаю я, — и Алана Титчмарша.

Каз слегка удивлена, но не смеется.

— Нравится садоводство, да? Помню, маленькой я работала на участке.

— Ну вот, Финн, — говорит папа, ставя поднос и вручая Каз ее кружку, а мне — стакан апельсинового сока, — может, Каз даст тебе какие-то полезные советы.

— Ох, не знаю, — отвечает она. — Давненько это было. Годами ничего не выращивала.

— У вас больше нет участка? — спрашиваю я.

— Нет. Мамаше пришлось его продать.

— Как я слышал, работа на участке отнимает много сил, — вставляет папа, садясь в кресло напротив.

Каз смотрит на руки.

— А у вас есть сад? — интересуюсь я.

— Нет, милый, и никогда не было, — качает она головой.

Мне за нее обидно. Вспоминаю, как разволновался, когда мама предупредила, что после их с папой развода я могу остаться без сада.

— Где вы живете, Каз? — спрашивает отец.

— В центре, — отвечает она.

— С садами там не развернуться, — замечает папа.

Каз держит свою кружку и молчит.

— Я думал сделать к чаю макароны с сыром, — говорит папа. — Вас это устроит, Каз? Говорите смело, если вы веган или кто-то еще.

Каз улыбается.

— Я ем то, что передо мной поставили.

— Отлично, — говорит папа. — Тогда все просто. Хотя готовлю я не очень хорошо, так что вы можете пожалеть о своем согласии.

Я не люблю, когда он так говорит о маме. А папа говорит о маме, хотя не называет ее имени, ведь из-за нее он и готовит не очень хорошо. Мама так здорово управлялась на кухне, что ему никогда не приходилось что-либо делать. Мы все молчим. Каз пьет чай.

Я делаю глоток апельсинового сока.

— Вот что я тебе скажу, Финн, — говорит папа. — Почему бы тебе не отвести Каз к себе в комнату, пока я готовлю? Сможешь ей кучу всего показать.

Я не понимаю, какую кучу он имеет в виду, но полагаю, что смогу показать гостье некоторые из моих садоводческих книг Алана Титчмарша и, возможно, поговорить о розах или участках. Я встаю. Каз допивает чай и тоже поднимается.

— Хорошо, — говорит она. — Давай посмотрим.

Толкаю дверь своей спальни. Я не привык водить сюда незнакомцев. Кажется, кроме мамы и папы, здесь бывала только Лотти.

Я не уверен, понравится ли гостье комната, потому что та — отражение меня, а я знаю, что я странный, поэтому, наверное, моя спальня тоже странная.