Тот, кто стреляет первым

На самом деле потащил прочь от перрона, от брюхатых тележек носильщиков, от зазывавших почти даром отвезти в любую точку столицы бескорыстных таксистов-частников, от готовых всего лишь за монетку предсказать судьбу наичестнейших цыганок.

– Хочу гостинцев, мне обещали, – упираясь, капризно не соглашалась она.

– Чупа-чупс, – попросил он у лоточницы.

Развернул на ходу фонарик на палочке, сунул карамельку себе в рот.

– Эти конфеты для твоих зубок вредны.

– Какая же ты гадина! – дотянулась, ударила по спине сумочкой. – И совсем не любишь меня. Давай лучше целоваться.

Как хотелось – не получилось. Это на перроне, при встрече или проводах, окружающие спокойно принимают любое выражение чувств. Но отойди чуть в сторону от вокзала, и ты – уже объект насмешек или зависти. Если не хуже: проходившая мимо монашка принялась истово креститься, как от нехристей.

А они просто сумасшедшее количество времени не виделись!

Но все равно перешли на тайнопись: он топнул ногой, и она, кивнув для пущей убедительности, тоже. Он демонстративно закатил глаза: надо подумать. Она сжала кулачки: все-таки я тебя когда-нибудь точно убью. Сдернул покаянно с головы черный берет а-ля морская пехота, сложил в мольбе руки: только не сейчас. Взгляд в сторону: ты мне вообще не нужен!

– А я и не к тебе, может быть, приехал. – Он вновь залихватски водрузил берет и демонстративно уставился на туго натянутую куртку на ее груди.

– Вот так всегда! Всю жизнь они у меня в конкурентках.

– Зато тебе – утешительный приз. В каком? – Он поднял руки, открывая путь к подарку.

Она нырнула сразу в оба кармана. Ничего не найдя в них, застонала от возмущения и заколотила кулачками по груди.

– Все, так жить нельзя. Дружим только семьями, целуемся только щечками.

Он в ответ опустил к ногам дорожный пакет, принялся дышать на свои руки. Согрев, взял ее раскрасневшееся от морозца личико в ладони.

– Как же я люблю тебя!

Знал, что в ответ промолчит, что эха не случится – никогда за два года знакомства она не повторила подобного хотя бы в шутку. Видел, чувствовал, что душой рвалась к нему, телом ластилась, но едва звучало его откровение – гасла. Он знал причину, и она, собственно, заключалась в нем самом: он не звал к себе. Уверен – пошла бы. Не сомневался: обоим стало бы стократ лучше и покойнее. До сегодняшнего дня загвоздка была в малом – в его семье, но нынче все наконец-то решилось. Так что есть и сюрприз, и подарок, но только – в другом кармане…

– Лена!

Ее вроде никто не должен был увидеть на Ленинградском вокзале, но уж что-что, а запросто встретить знакомого в многомиллионной Москве – этим девятым чудом света столица славилась всегда.

Нет, звали не ее, но они поспешили в метро, в этот спасительный подземный круговорот, который сам прижмет к тебе любимого человека, даст возможность побыть среди сплюснутых тел наедине и еще привезет в нужное место.

– К бабушке?

Лена, даже если бы и вздумала возразить, не имела никаких шансов пойти против течения. К бабушке, только к бабушке, вниз по эскалатору.

– Граждане, проходите слева, не задерживайте друг друга, – поддакнула из стеклянной будки на всю станцию дежурная.

Никто не понял тайного подтекста объявления, а он назидательно поднял вверх палец: граждане, стоящие выше меня на одну ступеньку эскалатора, метро – это транспорт повышенной опасности, и требуется выполнять все инструкции и предписания.

Несмотря на обеденное время, народу в вагонах оказалось не так уж и мало, но он сумел занять для Лены лакомое местечко между дверьми и поручнями сидений. Изображая толпу, прижался к ней, не позволяя отстранить «конкуренток».

– Не обижай их, мы еще не поздоровались.

– Ты, между прочим, еще не поздоровался и со мной.

– Ну-ну-ну, тебе не идет надувать щечки. А то дядя милиционер остановит и спросит: а почему это доблестные морские пехотинцы возят в метро хомячков без корзинки?

– Повезло мне – ты такой ласковый! И приехал опять на чуть-чуть?

– Не дождешься. До завтрашнего вечера – как минимум. Ты помнишь, что завтра – вербное воскресенье? – Он отстранился, но лишь для того, чтобы раскрыть пакет. Получив свободу, из него блаженно расправили согнутые спинки вербные веточки с бархатистыми почками, едва-едва освободившимися от липких панцирей.

– Тебя проклянут юные натуралисты и арестует зеленый патруль.

– А я сразу на Библии, Конституции и Боевом уставе Сухопутных войск чистосердечно поведаю, по какому поводу и для кого капитаном Сергеем Серышевым проделан этот благороднейший акт вандализма. И буду прямо в зале суда прощен и категорически оправдан.

– А мне расскажешь?

– Не-а. Вот этим вот ушкам еще рано слушать взрослые слова.

Спасаясь от щекотки и сама все прекрасно зная, Лена прильнула, прикрыла глаза. В транспорте женщины часто уходят в себя, отдаваясь воспоминаниям. Тем более что сиреневая ветка метро длиннющая и станция «Тушино» – в самом конце ее. А на ушко шепотом все же рассказывается то, что запрещено слушать маленьким…

2.