Я всё ещё не верила в свою свободу, поэтому не сказала Олави о поездке в Россию. На восстановление русского паспорта ушло очень много времени. Как заправский шпион, я сбегала из дома под железным предлогом, меняла такси, парики и одежду, чтобы попасть в посольство. Наняла детективов, чтобы найти «чудовище». Максим Островский. Я помнила его имя и шрам. Ещё я помнила его взгляд, но такое детективам не объяснишь. Когда мне передали его адрес и пару снимков, я зарыдала от облегчения. Звонила в десятки турфирм в надежде снять комнату на его улице и, наконец, подкупив одного из агентов, договорилась с хозяевами «виноградного домика». Наняла фирму охраны для защиты моей семьи, на всякий случай. Приготовилась к побегу.
Сначала избавиться от кошмаров, потом наладить контакт с родителями, а уж потом думать, как жить дальше. Внутри слабым ростком зарождалась месть, и я знала, надеялась, что однажды окрепну достаточно, чтобы раскрутить её в ураган, который сметёт Олави вместе со всем моим прошлым. Однажды.
Не знаю, следил ли за мной Олави. Может быть, и перестал, потому что мне удалось добиться моего «однажды». Временного. Я сказала ему, что отправляюсь на курсы повышения квалификации в другом городе и получила в ответ равнодушное «угу».
Я сбежала. Мне удалось. Я назвала этот побег отпуском и поверила в свою свободу.
А теперь Олави сидел передо мной, довольный, ухоженный и совершенно не похожий на разбитого мужчину, который раз в неделю рыдал на моей груди.
Что скрывать: я подозревала, что, рано или поздно, он меня найдёт, поэтому и наняла личную охрану для родителей и сестры. Приготовилась ко всему. Сделала так, чтобы Олави не смог им навредить. Только вот забыла позаботиться о себе.
Светлые волосы до плеч. Шейный платок с логотипом известного дизайнера. Идеально сидящие джинсы и рубашка. Красивый психопат.
— Вот так случается, — пропел Олави, — жена отправляется повысить квалификацию. Любящий муж едет следом и находит её в другой стране, покрытую чужим семенем.
В голове крутилась только одна мысль: «Только бы он не тронул Макса». У родителей есть охрана, у сестры тоже. Я могла нанять кого-то и для себя, но не стала. Впервые решила не сдаваться страху и хотела остаться в одиночестве. Полном. Поверила, что Олави потерял ко мне интерес. Ведь он сказал мне однажды: «Ты моя, пока я сам не захочу от тебя избавиться». Наивная, я решила, что это время настало.
Наверное, мне следовало испугаться, закричать, забиться в истерике, но тело не слушалось. Истерика происходила внутри меня, а поверхность оставалась холодной.
— Я сделаю всё, чего ты потребуешь, только не трогай Макса.
— Макс? Так вот, как его зовут? А я думал, что ты называешь его «мудак из Анапы»! Тот самый, который не смог досидеть до конца встречи и потащил тебя в отдельную комнату. И как он тебе? А? Понравился? Пожёстче меня? Не он ли появлялся в твоих кошмарах? Ты кричала так громко, что мне пришлось переехать.
— Родители ни о чём не знают, — я старалась сдерживать дрожь в голосе. — Олави, я всё сделаю, только не наказывай никого, кроме меня.
— Она ещё диктует условия! — нервно хихикнул Олави и сделал знак одному из сидящих рядом со мной мужчин. — Тот, не глядя, отвесил мне пощёчину, потом ощупал грубыми руками, забрал телефон и выбросил его в окно. Макс не сможет меня выследить, и это хорошо. Значит, он в безопасности.
Мы петляли по просёлочным дорогам вдоль реки. Я приникла к стеклу, притворяясь, что я — часть свободного мира. Чайка неслась всего в паре сантиметров над водой, почти задевая её поверхность крылом. Развёрнутая метафора. Так и я двигалась вперёд в сантиметре над полным крахом. Рано или поздно, я должна была упасть.
И я упала.
Вот и всё.
Олави сделает мне очень больно, но это не важно. Хуже, чем сейчас, мне уже не будет. Свобода вытекает из меня, капля за каплей, оставляя пустую оболочку, которой я была многие годы.
**********
Олави закурил. Он никогда раньше не курил, да и пил редко. Старательно заботился о смазливой внешности, чтобы поддерживать имидж успешного бизнесмена. Но сейчас, несмотря на шейный платок и на тщательно уложенные волосы, его безупречность дала очевидную трещину. Сжимая в зубах сигарету, он смотрел на меня в зеркало заднего вида и с трудом сдерживался. Его выдавала мимика, живая, как у ребёнка. Олави коробило то, что я посмела вырваться из-под его контроля. Он сломал меня, как куклу, оставил существовать в жалком подобии жизни. Я должна была безвольно сидеть на месте и завидовать его новой женщине, а я вырвалась и посмела мечтать. Это взбесило его настолько, что он рискнул отправиться в Россию. Он хотел уничтожить меня, прибить к земле, чтобы я ползла за ним, умоляя о пощаде, как было раньше. За эти годы я научилась читать его мысли. Олави питался моим страхом и унижением. Уничтожал и смотрел на меня с ленивым превосходством. Как ни странно, в этот раз его сдерживало присутствие посторонних людей. Он косился на охранников и нервно теребил платок. Всегда осторожный, он не любил нанимать незнакомцев.