Тот берег

– А вид-то у вас неважный, – донеслось ему вдогонку. – Глаза у вас какие-то… И цвет лица… Вы приходите ко мне на приём. Обязательно приходите.

Через силу доковыляв до двери, Полезаев вышел на улицу. Дождь уже кончился. Солнце весело выглядывало из-за края уползающей тучи. Всё вокруг искрилось и сверкало, словно после генеральной уборки. Но Сергею Тимофеевичу не было дела до того, что творилось сейчас вокруг. Мерзко и худо было у него на душе. И больше всего из-за того, что этот жуткий человек, выдающий себя за доктора, не пошёл с ним на улицу, а остался там, на лестнице, в её доме…

Он хотел выбросить в лужу бумажный прямоугольник, что до сих пор был зажат в его кулаке, но вдруг передумал, поднёс к глазам и прочёл. Это и в самом деле оказалась визитная карточка – солидно исполненная, на хорошей глянцевой бумаге, с замысловатыми вензелями. И принадлежала она, как это ни странно, некоему Виталию Кузьмичу Сидорову, врачу-психиатру, действительно кандидату медицинских наук. А кроме сего указывались в ней приёмные дни и часы, адрес поликлиники, где он работал, и номера телефонов – рабочего и домашнего, что, в общем-то, было Полезаеву без надобности… Хотя кто его знает? Может быть, и пригодится ещё. Мало ли…

– Вот же мерзавец! – пробормотал Сергей Тимофеевич, сунул визитку в карман и – по лужам, не разбирая дороги, – понуро поплёлся домой.

Глава 6

Полезаев стоял на приморской набережной, прямо над пляжем, и глядел на закат.

Он широко расставил коротковатые ноги, почти по локти запустил руки в просторные карманы. Ветер трепал рыжеватый венок его волос и сбивал набок редкий кустик бородки.

Солнце уже израсходовало весь жар. Обессиленное, с ощипанными лучами, оно уползало за окоём… Но по заливу не шныряли сегодня розовокрылые яхты. И не играло аргентинское танго. Сегодня стояла полная тишина – странная, тревожная, можно сказать, гробовая тишина. Над пляжем не порхали мячи и воланы. И бронзовокожие атлеты не желали прогуливаться у воды со своими весёлыми подругами. Пляж словно вымер. Пусто и одиноко было вокруг. Приморская набережная, обычно битком набитая праздношатающимися людьми, напоминала заброшенное кладбище.

– Вот и всё, – пробормотал Полезаев. – Всё кончилось!..

И медленно, едва переставляя ноги, потащился наверх, к пансионату.

Наверху его догнала Лиличка и пошла рядом – тихая, безмолвная, похожая на тающий призрак. И шли они так почти до конца аллеи – молча, не проронив ни слова, как будто никогда не знали друг друга. Шли до того самого момента, пока не стрельнула где-то неподалёку сломанная ветка и не выступил из-за барбарисового куста громоздкий силуэт кандидата медицинских наук Сидорова. Доктор был в белом больничном халате, а из карманов на груди его выглядывали фонендоскоп и маленький стальной молоточек.

– Сергей Тимофеевич! – всплеснул он своими огромными ручищами. – Что же это вы режим нарушаете? Нехорошо-с. Нельзя вам никак нарушать режим. При вашем-то состоянии… А ну-ка, покажите язык!

Полезаев с неохотой показал.

– Ах, какой ужас! – воскликнул Сидоров, побледнев, будто смерть. – Немедленно в палату! Сию же минуту!

– А что такое? – удивился Полезаев. – Я совершенно здоров.

– Да у вас же, голубчик, явные признаки шизофрении. Да ещё и синдромус маниакалис… Боже мой! Вам же осталось жить считаные минуты!

– Зачем вы так шутите, доктор? – рассердился Сергей Тимофеевич. – Я ведь могу и по сопатке. А ну, прочь с дороги!

И, оттолкнув наглеца, потянул за собою молчаливую Лиличку.

Словно целлулоидный мячик, отлетел Сидоров куда-то за барбарисовые кусты. Но тут же выскочил оттуда, выхватил из кармана свой сверкающий молоток и, зверски оскалясь, бросился в яростную атаку.

Полезаев опять смахнул негодяя с дороги и повлёк свою спутницу дальше – туда, где призрачным Эльсинором выступала из клубящегося тумана белёсая громадина пансионата «Чайка».

– Санитары! – вопил позади беснующийся доктор. – Вяжите его! Он же совсем свихнулся! Он же псих! Шизофреник! Маньяк!..

– Ах ты, мразь! – рассердился Сергей Тимофеевич. – Да у тебя самого крыша съехала! Да я тебя!..

Он рванулся назад, в погоню за этим подлым ничтожеством… Но Лиличка – бессловесная и тихая Лиличка – вдруг взяла и подставила ему ножку. Неожиданно, предательски, исподтишка…

Полезаев упал, как подкошенный, полетел в какую-то чёрную бездонную яму… и проснулся…

Стояла глубокая ночь. В глухой темноте комнаты едва угадывался синеватый прямоугольник окна. Было тревожно и жутко. Оглушительно громко тикал на тумбочке будильник, и его стрелки призрачно светились во тьме зеленоватым фосфорным светом.

– Приснится же такое! – пробормотал Сергей Тимофеевич, тяжело поднялся и, не включая света, пошёл на кухню попить воды.