Тоска по дому

Но преподаватель решил, что я проявила небрежность, и завел длинную речь о том, что тот, кто халтурит в работе, злоупотребляет искусством, растрачивая его попусту, и что мы еще недостаточно великие, чтобы пренебрегать мелкими деталями. Если бы он сказал это на третьем курсе, я не промолчала бы и ответила ему, что великие учителя вникают в суть работы и не придираются к мелочам, но в последние месяцы он так упорно опускал меня ниже плинтуса, что я скукожилась до размеров стикера и позволила ему продолжать. Он закончил топтать все, что я сделала, и тогда Янив, который клеился ко мне на первом курсе, поднял руку и сказал, что, даже если отвлечься от небрежности исполнения, остается проблема с основной идеей, потому что искусство существует не в вакууме и представление подобного проекта в то время, когда взрываются автобусы, граничит с цинизмом, особенно с учетом того, что румын, простите, араб, на фотографии улыбается.

Я ждала, что в классе поднимется шум, что хоть кто-нибудь встанет на мою защиту и скажет, что улыбка у румына не циничная, а грустная, и что сейчас самое подходящее время затронуть эту тему. Но все согласно кивали, и преподаватель заговорил о панорамных снимках лесов в Австрии, похвалив Тамар Фриш за композицию, за смелость, необходимую, чтобы снимать при таком освещении, за выверенную эстетику, столь характерную для всех ее работ, а мне хотелось крикнуть: «Кому интересны леса в Австрии? Кого это волнует?» Но я знала: все, что я сейчас скажу, прозвучит сварливо, поэтому я встала, прихватив свою сумку, вышла из аудитории и направилась к кафетерию, потому что мне вдруг показалось, что все проблемы может решить горячий шоколад, но в кафетерии играла пронзительно громкая музыка, а ко мне подошли два гея-трансвестита и сунули в руку приглашения на вечеринку по случаю Пурима.