– Это не для газеты, – сказала я.
– А для чего?
– Для учебного проекта, над которым я работаю. Я подумала, что ваш снимок мог бы стать его частью.
– Мой снимок? Но почему именно мой?
– Не знаю. Это трудно объяснить. Просто у меня ощущение, что вы мне подходите.
– И на кого же вы учитесь?
– Я изучаю фотографию.
– Фотографию? Разве это профессия? Я думал, это просто хобби.
– Не совсем так. Некоторые зарабатывают этим на жизнь.
– Ага! – Его взгляд оживился. – Так вам за это заплатят?
– Нет, это учебный проект. За него я получу не деньги, а оценку.
– Так это бесплатно? – разочарованно протянул он. – Так с какой стати мне фотографироваться?
– Видите ли, – сказала я, глядя на штрафную квитанцию под «дворником». – Говорят, если человек совершит одно доброе дело в день, это компенсирует сразу десять плохих.
– Да ну? – полуудивленно, полунасмешливо хмыкнул он и тоже посмотрел на листок под «дворником».
– Да, – сказала я. – А мне правда поможет, если вы согласитесь сфотографироваться.
Он уставился на меня, несколько секунд изучал мое лицо и наконец сказал:
– Знаете что? Ладно.
– Чудесно, – обрадовалась я. – Огромное спасибо.
– Не за что. – Он заправил рубашку в брюки и облокотился на капот в позе модели.
– Секунду, – сказала я. – Сначала я хочу задать вам пару вопросов.
– Давайте, – кивнул он, засовывая большие пальцы рук за пояс.
– Как вас зовут?
– Коби. Коби Гольдман.
– Сколько вам лет?
– Тридцать девять.
– Как давно вы работаете инспектором?
– Шесть месяцев. С тех пор как меня уволили из компании кабельного телевидения. Я работал на складе.
– Вы скучаете по своей прежней работе?
– Скучаю? Я бы так не сказал. Вы когда-нибудь работали на складе? Знаете, что значит с семи утра до семи вечера не видеть дневного света?
– А по прошлому вы скучаете?
– По складу, где я работал, или вообще?
– Вообще.
– Этот вопрос имеет отношение к вашему проекту?
– Конечно, он связан с моим проектом. Все с ним связано.
– Что я могу вам сказать? В принципе я по жизни стараюсь смотреть вперед. Не назад. Что толку тосковать? Все равно того, что было, не изменишь.
– И все же?
Инспектор Коби почесал подбородок, затем погладил пальцем воображаемую щетину на щеке и, наконец, положил руку себе на грудь, как свидетели в американском суде кладут руку на Библию и клянутся говорить правду, только правду и ничего кроме правды.
– Ну? – не отставала я.
– Была у меня собака, – сказал он.
– Как ее звали?
– Снежинка. – Он произнес это имя с нежностью, словно собака была здесь, рядом, и на его лице появились первые признаки тоски: щеки как будто обвисли, глаза увлажнились.
– Я назвал ее Снежинкой, потому что она была полностью белая. Это была самая красивая на свете собака. Хоть в рекламе снимай. И добрая. Если я возвращался с работы расстроенный, она это чувствовала и лизала мне лицо.
– И что с ней случилось? – спросила я, и у Коби поникли плечи – еще один признак тоски.
– Мы ее потеряли, – еле слышно пробормотал он и сжал правую руку в кулак. – Жена повела ее на прогулку в рощу, а вернулась без нее.
Наверное, он думал, что, если бы сам вышел с собакой, этого не случилось бы.
– Чего мы только ни делали, – продолжал он. – Развесили на деревьях объявления. Искали ее по ночам. Я даже позвонил на круглосуточное радио, попросил передать в эфире, что мы выплатим вознаграждение тому, кто ее найдет.
– И ничего не помогло?
– Ничего. Должно быть, кто-то затащил ее в фургон и продал за большие деньги. Это была породистая сука, с родословной, со всеми документами.
– Вы не хотели завести другую собаку?
– Вы в своем уме? – зло выкрикнул Коби, как будто я припарковалась в особо запрещенном месте и заслужила двойной штраф. – Да разве это возможно после того, что случилось?
– Вы правы, вы абсолютно правы, – поторопилась я согласиться с ним, чтобы он не ушел. – А у вас осталось что-нибудь на память о Снежинке?
– Дома есть несколько фотографий, – сказал он и вытащил из кармана связку ключей. – И остался ее брелок. Был на ошейнике.
Он отделил брелок от связки и протянул его мне. Эмблема муниципалитета Тель-Авив-Яффа, небольшой рисунок собаки, серийный номер. Будь брелок чуть побольше, было бы идеально. Но я понимала: чтобы и Коби, и брелок попали в кадр, придется его ужимать. А это не даст нужного эффекта.
На улице появился высокий парень с маленькой собачкой. В обычных обстоятельствах я никогда не заговариваю с незнакомцами, но, когда я фотографирую, я теряю всякий стыд.
– Подождите минутку, – попросила я инспектора.
– Эй, я не собираюсь стоять тут с вами целый день, – запротестовал он, но скорее жалобно, чем сердито.
Я подбежала к высокому парню, не обращая внимания на лай его собаки, улыбнулась своей улыбкой номер два и попросила, если можно, буквально на минутку одолжить мне поводок. Получив требуемое, я помчалась назад к инспектору и вручила поводок ему.
– А как его держать? – спросил он. – Как будто я гуляю с собакой?
– Держите, как хотите, – сказала я и достала камеру.
Он сделал шаг вправо и набросил поводок себе на шею, как шарф.
– Вы всегда вешали поводок себе на шею, когда гуляли со Снежинкой? – спросила я.