Торжество Ваала

— Сидите, сидите, пожалуйста, мои милые! — ласково замахал на учеников Агрономский. — Что за китайские церемонии!.. Вы не солдаты, слава Богу, и я же не губернатор какой, чтобы вскакивать предо мною! Зачем это?.. Не надо!

Но Тамара и по лицу его, и по тону голоса ясно поняла, что хотя он и отказывается лицемерно от такой почести, но в душе она ему очень приятна, и что попробуй только учительница проманкировать сю, он был бы жестоко уязвлен в своем самолюбии и едва ли пропустил бы ей это без замечания.

— Агрономский, почетный попечитель школы и член уездного училищного совета. — отчетливо и в официальном тоне отрекомендовался он девушке. — А вы — госпожа Бендавид?

Тамара, в ответ ему, молча поклонилась.

— Очень рад познакомиться, — приветливо протянул он ей руку — Так много наслышан о вас от моих друзей, от де-Казатиса и Коржикова… Ведь вы рекомендованы нам Агрипиной Петровной?

— Да, госпожею Миропольцсвой, — скромно подтвердила девушка.

— Ну вот!.. Такая лестная рекомендация!.. Это одно уже, можно сказать, заранее гарантирует вам симпатии всех честно мыслящих людей. Очень, очень приятно познакомиться! — повторил он без всякого уже официального оттенка, снова пожимая ей руку, как друг и единомышленник.

Тамара все время глядела на него в некотором замешательстве и почти с невольным недоумением: как же, мол. это так? Неужели и в самом деле это Агрономский? Это-то он самый и есть?! — Заочно она воображала его себе каким-то змеем-горынычсм, чуть не Геркулесом с демагогическими замашками, с зычным грубым гатосом, наглым взглядом и грубыми манерами, а между тем, перед нею плюгавая фитюлька какая-то, — человечек неопределенных лет, в промежутке между тридцатью и пятьюдесятью годами, небольшого роста, сильно сутуловатый, с головою почти втиснутою от природы в широкие, приподнятые плечи; на гунявом темени облезлые проплешины; длинные, рыжеватые с легкою проседью волосы, по-видимому, вовсе незнакомы с гребенкой и висят неопрятными, сухими патлами, как у некоего философа, ниспадая сзади на заношенный воротник жакетки и с боков на плечи. В тонких усах и в рыжей с проседью бороде застряли какие-то крошки от пищи В лице что-то заостренное, выдающееся вперед, губы тонкие и растянутые, но при этом в водянистоголубых, вечно увлажненных глазках царит какое-то идеально-сентиментальное, чисто голубиное выражение. Говорит он мягко и тихо, с каким-то вкрадчивым и. вместе, конспиративным оттенком, точно бы тайну какую под величайшим секретом вам сообщает, а когда улыбается — рот его растягивается еще более, точно бы каучуковый, пбичем верхняя губа как-то странно заворачивается кверху, обнаруживая несколько серо-желтых зубов, редких и неровно торчащих врознь. Одет он небрежно, философом, и смотрит тихоней; но под этою деланною, напускною скромностью Тамаре невольно чуялось самомнение громадное и не меньшее же самолюбие, чуткое притом до болезненности и никогда ничего никому не прощающее. Но в общем, от г Агрономского получилось у нее впечатление скорее чего-то жалкого, мизерного, а уж никак не змся-горыныча. Говорил он по-русски совершенно правильно, но в интонациях его речи и в тонком, почти неуловимом акценте Тамаре послышалось нечто знакомое, сразу так и пахнувшее на нее Западным краем — не то польское что- то^ не то еврейское, хотя и значительно уже сглаженное воспитанием в русских учебных заведениях и продолжительною жизнью в России, среди русского общества.

— Мне бы хотелось, с вашего позволения, познакомиться с вашим методом преподавания, — как-то вкрадчиво и с усиленною деликатностью обратился он к учительнице, потирая и поджимая к самой груди свои ручки. — Пожалуйста, продолжайте, на чем я вас застал, не стесняясь мною… Забудьте о моем присутствии, думайте, как будто меня здесь вовсе нет, и не было… Пожалуйста!.. А я, чтоб не мешать, посижу пока — вот, в уголочке.

И он осторожно, чуть не на цыпочках, отодвинул к стене принесенный Ефимычем стул, делая вид, как бы совершенно стушевывается на задний план, в сторону.