Торжество Ваала

Тамара поняла, что это для нее, в некотором роде, экзамен, и приготовилась в душе ко всему худшему. Будь что будет! Пользуясь разрешением Агрономского не обрашать на него внимания, она начала с того, что заставила учеников пропеть согласным хором несколько молитв, после чего задала четырем мальчикам, для упражнения, по задаче из арифметики, а остальных стала спрашивать из пройденного раньше по Священной и Русской истории; затем, заставив каждого из четырех учеников рассказать и показать, как разрешил он данную ему арифметическую задачу, и поправив, если в чем была у него ошибка, учительница перешла со всем старшим отделением к толковому чтению. Агрономский все время сидел тихо, ни разу не прервав ни ее, ни учеников каким-либо замечанием или вопросом. Он слушал, по-видимому, очень внимательно и только время от времени с кислою гримасой подергивался и поеживался в плечах да досадливо пощипывал себе бороду. Все эти его нервно-недовольные движения невольным образом нервировали и Тамару, не могшую не замечать их. — Бог его знает, что его так коробит и чем он недоволен! Хоть бы слово сказал, а то сидить как воды в рот набрал, и только корежится! — Это до такой степени озадачивало ее и царапало ей нервы, и сбивало ее мысли, — словом, мешало ей, что она почувствовала наконец полную невозможность продолжать при нем занятия, и потому, спустя около часу, прекратила урок и молча повернулась к Агрономскому с выжидающим и вопросительным выражением в лице.

— Вы кончили? — предупредительно поднялся он со стула.

— Кончила, но, может быть, вам самим угодно спросить еще что, или заметить?

Тот отчасти замялся, потирая себе по-ксендзовски сложенные ручки.

— М… да, то есть… с вашего позволения, я бы желал высказать вам кое-какие скромные замечания… Позволяете?

— Сделайте одолжение, я буду очень признательна.

Агрономский вежливо поклонился ей на это, закрыв глазки и склоняя набочок голову, точно бы и в самом деле благодарит за позволение.

— Скажите, пожалуйста, — спросил он с самою мягкою и даже приторною улыбкой, — разве вам в управе ничего не передавали относительно направления, в каком вообще нашему земству желательно вести дело народного образования?

— Ничего, — меня просто послали сюда, и только.

— М… да, и только, — машинально повторил он за нею в раздумьи. — Так ничего? Ровно-таки ничего?

— Ничего, — подтвердила девушка.

— Хм!.. Оно, впрочем, и видно, — извините… Очень жаль, конечно, — грустно вздохнул он, — что вам пришлось потратить два месяца труда почти совсем непроизводительно, — н-но… это, значит, вина уже не ваша, а наша…

Девушка окинула его взглядом, с выражением недоумевающего вопроса, — то есть, в чем же собственно?

— М-м… Видите ли-с, все это, может быть, очень хорошо — и молитвы там, и церковное пение, и священное писание с русской историей, — продолжал он', как-то нудясь, точно бы выжимая или туго выматывая из себя слово за словом и мысль за мыслью. — На случай приезда, например, каких-нибудь «особ» в роде губернатора там, архиерея, или члена от министерства просвещения, — неравно в школу заглянут, — ну оно, разумеется, не мешает, чтобы показать… Отчего же! Это иногда может быть полезно… Но, вообще, если мы будем сидеть только на этом, то не далеко уйдем… и мало того, мы рискуем в таком случае обратить школу в орудие обскурантизма и ретроградных целей, тогда как она должна служить орудием широкого прогресса… Вы меня понимаете?

— Да, конечно… — согласилась девушка, которой и прежде еще неоднократно приходилось встречаться с подобными воззрениями и в журналах, и во взглядах иных своих знакомых и отчасти даже своих собственных гимназических учителей, так что речь г. Агрономского, в сущности, не открыла ей ничего нового. Но, согласившись с ним, Тамара заявила ему, однако, что в этом случае она делает уступку настойчивым заявлениям крестьян, которые требуют, чтобы детей их обучали прежде всего «божественному».