Торжество Ваала

Гореловская школа, как и все вообще училища в уезде, находилась вне всякого врачебного надзора, служа, подобно им, рассадником, всяких заразных болезней: кори, скарлатины, чесотки. Ни уездный, ни земские врачи в нес и не заглядывали, как и во все остальные школы, потому что на это требовалось особое разрешение или приглашение общего собрания училищного совета; а этот совет на самовольное появление того или другого врача в любом училище смотрел неприязненно, как на вторжение в круг действий, врачам не подлежащих. Зараза и на этот раз не замедлила своим появлением. В окрестных деревнях, а затем и в Горелове обнаружилось несколько случаев дифтерита на детях. Земская управа распорядилась закрыть на время школу и поспала на место своего члена и. с ним врача Гольдштейна, да несколько набранных сим последним специальных «дифтеритных дезинфекторов» из каких-то недоучившихся медицинских студентов, молодых еврейчиков, некончалых семинаристов и блыкающихся без дела девиц в звании курсисток. Я вилась вся эта компания на место в сопровождении станового и двух урядников и принялась за дело столь усердно не по разуму/ что на первых же порах вызвала со стороны крестьян не только нет довольство и ропот, но и явное сопротивление. И немудрено: земский член не распорядился предупредить крестьян заранее, а добровольцы-дезинфекторы, нагрянув на село, врывались не разбирая и в зараженные, и в здоровые избы, делали в семьях переполох, немедленно выдворяли всех людей на двор, на улицу, в сараи, клети, амбары, — «ступай, куда знаешь, хоть к черту, а нет, — сейчас урядника!»— затем переворачивали вверх дном весь дом, всю рухлядь, утварь, посуду, производили полный кавардак — Мамаево нашествие, да и только! — и начинали выкуривать заразу из каждого дома зажженною серой. Но при этом в одном месте забудут предупредить хозяйку, чтобы вынесла из избы домашнюю птицу, — и все эти куры-наседки, утки, индюшки задыхаются насмерть в серных парах; в другом — нальют в помои дезинфицирующей жидкости, не предупредив о том хозяев, а свиньи, собаки и коровы хлебнут этих помоев и дохнут. Делалось все это, вероятно, по недомыслию; но на взгляд крестьян, выходило оно как будто умышленное озорство, как будто нарочно для того, чтобы вызвать со стороны населения недовольство и тревогу. — Начальство-дс так приказало! — Стали наконец донага раздевать мужчин и женщин, от мала до велика, чтоб выкуривать их оелье и одежду, — бабы и девки подняли вой «от сорому», а мужики, возмущенные всем этим, вышли из последнего терпения и приняли дезинфекторов в колья. Тс, было, под благодетельную защиту к урядникам, но мужики, в азарте, и урядникам бока намяли. «Дезинфекционная комиссия» струсила, разбежалась и попряталась со всеми своими «шпициальными» жилками и курсистками, и сейчас же, конечно, полетели от се членов вопиющие и взывающие депеши к губернатору, к жандармскому штаб-офицеру, к непременному члену, к председателю земской управы: «бунт! разгром! помогите! спасайте, выручайте!»— и пошла писать губерния!.. Немедленно же было распоряжено по телеграфу — выслать на место «бунта» исправника, товарища прокурора, судебного следователя; экстренно привезли туда же на подводах воинскую команду, «для устрашения и усмирения бунтовщиков»; волостному старшине приказано заготовить целый воз розог, и дело чуть было не дошло до стреляний и «секуций»; но к счастью, с приездом губернского начальства, все ограничилось только протоколами, дознанием да волостною кутузкой для «зачинщиков» (разумеется, из крестьян), а в эпилоге — «мировым» со штрафами и тюремным заключением для тех же «зачинщиков». По мнению доктора Гольдштейна и других просвещенных деятелей, при всем их либерализме, — крестьяне несомненно выходили кругом виноваты, и их следовало бы наказать примерным образом, а вовсе не так, за то, что осмелились противиться благодетельным действиям дезинфекторов и поднять руку на таких самоотверженных служителей народу.