Торнсайдские хроники

Между тем меня затолкнули в камеру и заперли снаружи дверь. На меня уставилась добрая дюжина пар мужских глаз. Женщины из камеры напротив тоже молча следили за происходящим. Я отступила к боковой стене и остановилась возле нее, безуспешно кутаясь в разорвавшийся по дороге плащ и затравленно глядя исподлобья на замерших сокамерников.

Один из них, крупный мужчина, высокий и широкий в плечах, медленно направился ко мне, прямо на ходу снимая с себя куртку. Я вжалась спиной в стену и молча следила злым взглядом за тем, как он приблизился и остановился буквально в одном шаге от меня. Смущенно потупившись, мужчина неловко протянул свою куртку мне.

– Вот, возьмите.

– Спасибо.

Не играя в стеснение, я повязала вокруг себя плащ наподобие юбки, а сверху надела куртку. Конечно, она оказалась мне безбожно велика, но не в моем положении было привередничать.

– О! Госпожа Аткинсон! – радостно завопил, выбираясь из группы сокамерников, здоровый небритый громила. – Вы меня помните? Вы еще давали мне автограф!

– Ну как же, – пробормотала я. Ага, такое, пожалуй, забудешь. – Если не ошибаюсь, Томми Костолом?

– Он самый! – Громила совершенно платонически приобнял меня, как старого друга и обернулся к остальным. – Значит, так, вот это – Абигайль Аткинсон, самая талантливая газетчица королевства. Кто ее обидит, будет иметь дело лично со мной. Это всем понятно?

– Слушай, ты, не думай, что ты здесь самый умный, – произнес знакомый нахальный голос, и из толпы узников мне навстречу выбрался Люк.

– Ты-то что здесь делаешь?! – изумленно воскликнула я, в свою очередь обнимая газетчика. – Я думала, КПЗ – это твой потолок!

– Перешел на новый уровень, – гордо ответил приятель. – Не все же, как ты, одним прыжком добираются до таких высот!

– Ты хотел сказать – низов, – поправила я.

– Не будем вдаваться в детали.

Обстановка потихоньку разрядилась; люди в обеих камерах начали переговариваться друг с другом, а я получила возможность получше изучить своих сокамерников. Кого-то я знала в лицо; по поводу некоторых меня просветил Люк. Из реальных преступников помимо Томми здесь находился всего один человек, посаженный за ограбление со взломом. Все остальные были примерно такими же преступниками, как мы с Люком, то есть горожанами, сказавшими или услышавшими что-то не то, оказавшимися неугодными кому-то не тому (но не в достаточной степени, чтобы угодить в места более отдаленные), либо просто не пожелавшие проявить должного почтения к «правильным» людям.

Обычно двое стражников сидели в конце коридора, в то время как остальных охранников отсюда видно не было: они находились дальше, в коридоре, отделявшемся от нашего очередной решетчатой дверью. Непосредственно к нам стражники приближались лишь в редких случаях, чтобы принести еду и воду либо посадить, а реже – выпустить кого-то их заключенных. Когда тот же страж, что отпирал для меня дверь, подошел к камерам с водой, рыжеволосая женщина снова прильнула к решетке.

– Эй, ты! – крикнула она ему, тем самым привлекая внимание всех заключенных. – Почему это ее можно сажать в мужскую камеру, а нас нельзя? Я, может, тоже к мальчикам хочу!

– Да, и я тоже! – присоединилась к ней одна из сокамерниц.

– Точно! А меня – к девочкам! – тут же встрепенулся Люк.

В рядах «девочек» начался некоторый переполох. Некоторые принялись поправлять прически, одна даже извлекла из кармашка маленькое зеркальце.

К стражнику потянулись многочисленные требовательные руки. Расстояние между камерами было небольшим, и он вынужден был сжаться в комок, чтобы проскочить между двумя решетками.

– А я с мужем вместе сидеть хочу! – заявила невысокая полноватая блондинка лет сорока. – А то что это он там, а я здесь?

– Он уже три дня, как там, а ты здесь! – рявкнул стражник. – Что тебе вдруг приспичило-то!

– Эй, ты, не кричи на мою жену! – возмущенно вступил в дискуссию один из моих сокамерников, в котором я опознала нашего районного зубодера. – А то я тебя сейчас обслужу вне очереди, всю жизнь одними кашками будешь питаться!

Стражник на всякий случай отодвинулся от мужской камеры подальше, приблизившись таким образом к женской. И тут же вздрогнул, ощутив, как цепкие женские пальчики ухватились за его плечо.

– А то и приспичило! Раньше он в какой камере сидел? В мужской! – строго заявила блондинка. – А теперь в какой?

– В какой? – обреченно спросил стражник.

– А непонятно в какой! – авторитетно заявила женщина. – Он теперь, получается, с посторонней женщиной будет ночевать. Я же ему, когда домой вернемся, этого так просто не спущу!

– А если я его в твою камеру пересажу, спустишь? – ехидно спросил стражник, выворачиваясь из ее хватки. – Здесь же вон сколько баб.

– Это тоже не спущу, – признала блондинка. – А двуспальные камеры у вас есть?

– Ой, и нам с мужем тоже двуспальную камеру! – завопила знакомая мне женщина, по профессии художница.

– А отдельные камеры только женатым дают? – тут же подскочила к решетке очередная бойкая девчушка. – А мне во-о-он тот мальчик нравится!

– Кто, я? – с интересом прильнул к прутьям молодой голубоглазый парнишка, ученик лекаря.