Торнсайдские хроники

До охранного отделения было недалеко, поэтому мы отправились туда пешком. Точнее сказать, отправилась туда я, а посыльный шел за мной следом, неизменно поддерживая дистанцию ровно в три шага. Я это пару раз проверяла, то начиная двигаться со скоростью черепахи, то пускаясь почти бегом.

В охранке меня проводили в небольшой, но аккуратный кабинет, обставленный сугубо функциональной мебелью без малейших излишеств. Единственным украшением этой комнаты можно было бы назвать оригинальный письменный прибор, выполненный в форме изысканного цветка, с сосудом для чернил в виде бутона. Я пригляделась, склонив голову набок. Прямой бронзовый стебель вместе с бутоном немного походили на трубку.

Пока я разглядывала чернильницу, застывший на пороге чиновник с не меньшим вниманием разглядывал меня. Я спиной чувствовала его присутствие, но виду не подавала и даже вздрогнула, якобы от неожиданности, когда он заговорил. Почему бы не сделать человеку приятное?

– Абигайль Аткинсон? Беседчица из недельника «Торнсайдские хроники»? – бесцветным голосом спросил он.

Я обернулась.

– Да, это я.

Мужчина неспешно прошел на свое рабочее место за столом. Я осталась сидеть на стуле для посетителей, напротив него. Чиновник был каким-то невзрачным – среднего роста, в форменной одежде, незапоминающиеся черты лица, невыразительные глаза. Словом, эдакий усредненный человек. Такой же бесцветный, как и эта комната. Вот только любопытно, был ли в нем какой-нибудь неожиданный и оригинальный штрих, аналогичный столь запоминающейся чернильнице?

– Вы догадываетесь, почему мы вас сюда пригласили? – осведомился чиновник ровным, обычным, ничем не запоминающимся голосом.

– Не имею ни малейшего представления, – почти честно ответила я, изобразив при этом на лице всю гражданскую сознательность, на какую была способна.

– Надо же, – без малейшего удивления в голосе произнес он, заглядывая в какие-то бумаги.

Я молча ждала, напустив на себя скромный и почтительный вид. В свое время Люк тщательно проинструктировал меня на предмет того, как следует себя вести на подобных беседах. На всякий случай. Вот и пригодилось.

– Вы являетесь автором статей о странствующих артистах, менестрелях, восточных шаманах, коллекционерах оружия и продажных женщинах? – спросил он тоном прокурора, перечисляющего грехи обвиняемого на Страшном суде.

– Совершенно верно, – скромно кивнула я и многозначительно добавила: – а также автором биографии господина графа Торнсайдского и отчета о нововведенном налоге.

– Я в курсе, – кивнул чиновник, не особо впечатленный. – Что вы можете сообщить о своих коллегах по работе?

– О моих коллегах? – Я изобразила нескрываемое изумление. – А разве о них можно сообщить что-нибудь, для вас интересное?

Чиновник оторвался от бумаг и пристально посмотрел мне в глаза.

– Вот именно это мы и хотим от вас узнать.

Я огорченно развела руками.

– Боюсь, что не могу вам рассказать ровным счетом ничего, что было бы достойно вашего внимания.

– То есть вы утверждаете, что все ваши коллеги – люди благонадежные?

– Бесспорно.

Нашел тоже стукача.

– Даже Лукас Гринн?

Чиновник поправил съезжающие с носа очки.

– А что не так с Лукасом Гринном?

– Я полагал, именно вы нам об этом и расскажете. Он когда-нибудь высказывал недовольство властями? Подбивал своих читателей к бунту? Распространял ложную информацию о вышестоящих?

– Всю информацию, которую он распространял в недельнике, вы можете прочитать в любой момент, – заметила я.

Вне всяких сомнений, они давно это сделали. И не нашли там ничего, к чему можно было бы всерьез прицепиться, иначе не беседовали бы сейчас со мной, а Люк давно уже прохлаждался бы в застенках Стонрида.

– И вы не можете сообщить нам ничего сверх этого?

– Я всего лишь коллега Лукаса. Мы не являемся близкими друзьями, так что он не стал бы доверять мне какие бы то ни было секреты, даже если бы они у него были.

– Неужели? А у нас как раз совсем другая информация.

– Ваша информация ошибочна. И Лукас, и я – люди общительные, таковы издержки нашей профессии, но не более того. Я не знаю о нем ничего такого, что не было бы известно всем шапочным знакомым.

– Ну хорошо. Может быть, вам известно что-нибудь о других своих коллегах?

– Вы имеете в виду: что-нибудь дурное?

– Можно сказать и так.

– Знаю, – подалась вперед я. – О нашем главном кураторе, Фредерике Миллере.

– Так-так.

Чиновник обмакнул перо в чернильницу и приготовился записывать.

– По правде сказать, он порядочный мерзавец.

– Объясните, пожалуйста, в чем это проявляется.

– Он… – Я огляделась, проверяя, что больше нас никто не услышит. – Он отказался повысить мне жалованье!

– И это все? – Чиновник был сильно разочарован.

– Целых два раза отказался! – воскликнула я, пытаясь добавить своему аргументу весомости.

Чиновник вздохнул. Не от грусти, не от разочарования, не от усталости. А потому, что так было запланировано. Вздох как выражение немого упрека.

– Итак, я вижу, вы не желаете с нами сотрудничать, – бесстрастно констатировал он.

– Отчего же? Я искренне отвечаю на все ваши вопросы.