Торговец пушками

Был такой случай. Один человек обратился к психиатру: его буквально сводило от ужаса, когда нужно было куда-нибудь лететь. В основе его фобии лежало глубокое убеждение, что на какой бы самолет он ни сел, там непременно окажется бомба. Психиатр попробовал как-то переориентировать его фобию, но не смог. И тогда решил послать пациента к специалисту по статистике. Потыкав в калькулятор, статистик сообщил, что шансы против того, что на борту следующего рейса окажется бомба, равны полмиллиона к одному. Однако паникера это все равно не обрадовало — он был по-прежнему убежден, что обязательно окажется именно на том самолете, единственном из полумиллиона. Статистик снова потыкал в калькулятор и сказал: «Хорошо, тогда ответьте мне: вы будете чувствовать себя в безопасности, если шансы против того, что на борту окажутся две абсолютно не связанные друг с другом бомбы, составят десять миллионов к одному?» Человек поначалу выглядел озадаченным, а потом сказал: «Да, это, конечно, здорово, но мне-то от этого какая польза?» На что статистик спокойно ответил: «Все очень просто. В следующий полет возьмите бомбу с собой».

Я рассказал эту историю бизнесмену из Лестера в сером костюме, сидевшему в соседнем кресле. Но тот почему-то даже не улыбнулся. Вместо этого он вызвал стюардессу и сказал, что, похоже, у меня в багаже бомба. Мне пришлось еще раз рассказывать свою историю стюардессе, а затем второму пилоту, который слушал, сердито шевеля бровями. Да чтоб я еще хоть раз попытался завязать вежливый разговор с соседом?! Да никогда в жизни!

Возможно, я неверно оценил, как люди относятся к бомбам на самолетах. Все может быть. Хотя более вероятным объяснением можно считать следующее: я был единственным на рейсе, кто знал, откуда исходил ложный звонок насчет бомбы и что он означал.

Это был первый, пробный, чуть неуклюжий шажок в антитеррористической операции «Сухостой».

Пражский аэропорт оказался лишь немногим больше вывески «Пражский аэропорт» на его фасаде. Ее чудовищные, сталинские масштабы заставили меня задуматься: а не водрузили ли вывеску еще до того, как придумали радионавигацию, чтобы пилоты без труда могли разглядеть ее, пролетая над серединой Атлантики?

Внутри… ну а что внутри? Аэропорт есть аэропорт. И абсолютно неважно, в какой стране мира вы находитесь. Каменные полы, чтобы возить багажные тележки; сами багажные тележки; киоски с ремнями из крокодиловой кожи, которые никто, за тысячи лет цивилизации, ни разу так и не купил — и никогда не купит.

Похоже, новость о счастливом избавлении чехов из ненасытной советской утробы пока не дошла до сотрудников иммиграционной службы, которые сидели в своих стеклянных будках, продолжая вести «холодную войну» каждым щелчком своих глаз, с отвращением перескакивающих от фотографии в паспорте к самому представителю загнивающего империализма. Я как раз и был самым что ни на есть империалистом, поскольку по глупости вырядился в гавайскую рубаху, которая, как я полагаю, лишь акцентировала мой декаданс. Что ж, в следующий раз буду умнее. Если только к следующему разу не найдется кто-то, кто разыщет ключ от стеклянных клеток и сообщит этим бедолагам, что теперь они с Евро-Диснейлендом по одну сторону баррикад. Я решил попытаться выучить, как будет по-чешски «я буду чертовски скучать».

Обменяв немного денег, я вышел на улицу взять такси. Вечер выдался прохладный, а из-за широких сталинских луж, разбрызгивавших по небу серо-голубые отражения новеньких неоновых реклам, он казался еще прохладнее. Я обогнул здание аэропорта, и ветер тут же приветственно кинулся мне навстречу, облизнув лицо отдающим соляркой дождем, а затем игриво запрыгал вокруг ног, дергая за брючины. Секунду я постоял, впитывая своеобразие окружающего мира и с тяжестью в душе сознавая, что мир этот совсем-совсем иной — во всех смыслах и отношениях.

В конце концов я нашел такси и на беглом английском объяснил водителю, что мне нужно к Вацлавской площади. Теперь-то я знаю, что такая просьба фонетически идентична фразе на чешском: «Я обычный придурок-турист, так что, пожалуйста, обдерите меня как липку». Машина оказалась «татрой», а водитель — полным придурком: он гнал как сумасшедший, что-то весело мурлыча себе под нос, словно человек, только что сорвавший хороший куш на футбольном тотализаторе.

Это был один из самых замечательных городских видов, какие когда-либо попадались мне на глаза. Оказывается, Вацлавская площадь — вовсе никакая не площадь, а широченный бульвар, спускающийся под уклон от впечатляющего своими размерами здания Национального музея. Даже если бы я вообще ничего не знал об этом месте, то все равно бы ощутил его значимость. Сама история, древняя и современная, прошлась по этой полумиле серо-желтого булыжника крупными мазками, оставив свой неповторимый запах. L'air Du Temps de Praha. Пражские весны, лета, осени и зимы. Они приходили и уходили и, вероятно, придут и уйдут еще не раз.