Торговец пушками

— «Лендровер». — Соломон вынул изо рта карандаш и указал на чертежи: — Через стену все равно не прорваться. Там два фута толщины, железобетон и потом еще эти тумбы по всей длине.

Я покачал головой:

— Это только для шума. Они врежутся в стену, заклинят сигнал, Бенджамин вывалится из водительской дверцы, вся рубашка в крови, а Сайрус начнет орать и звать на помощь. Чтобы как можно больше людей примчалось в западную часть здания, посмотреть, что там и как.

— А в консульстве есть медпункт?

— На первом этаже. Рядом с лестницей.

— Кто-нибудь умеет оказывать первую помощь?

— Весь американский персонал прошел курсы, но, вероятнее всего, это будет Джек.

— Джек?

— Веббер. Джек Веббер. Охранник консульства. Восемнадцать лет в морской пехоте США. «Беретта», девять миллиметров, на правом бедре.

Я замолчал. Я знал, о чем Соломон сейчас думает.

— И? — спросил он.

— Латифа принесет баллончик с нервно-паралитическим газом.

Соломон что-то пометил в блокноте — не торопясь, словно знал, что толку от его пометок все равно немного.

Я тоже знал это. И добавил:

— В сумочке у нее также будет «Микро-Узи».

Мы сидели во взятом напрокат «пежо» Соломона, припаркованном на какой-то возвышенности неподалеку от Ля-Сквала — осыпающегося сооружения восемнадцатого века, где когда-то размещался главный артиллерийский бастион, господствовавший над портом. Вид отсюда был чудный — настолько чудный, насколько можно найти в Касабланке, — но нам с Соломоном сейчас было не до видов.

— Ладно. А что там у вас? — спросил я, зажигая сигарету от Соломоновой панели. Я говорю «от панели», потому что большая ее часть вывалилась вместе с прикуривателем, так что пришлось собирать всю эту штуку обратно. Закончив сборку, я затянулся и попытался — без особого успеха — выпустить дым через открытое окошко.

Соломон продолжал изучать свои записи.

— Ну, вероятно, — начал подсказывать я, — в вентиляционных шахтах спрячется целая бригада марокканской полиции вместе с парнями из ЦРУ. Вероятно, стоит нам войти, как все они посыплются нам на голову и сообщат, что мы арестованы. Вероятно, вскоре после этого «Меч правосудия» и все, кто так или иначе с ним связан, окажутся в суде, здание которого, кстати, находится всего в паре сотен ярдов от кинотеатра. И вероятно, все пройдет без сучка без задоринки и без единой царапины.

Соломон сделал глубокий вдох и очень медленно выдохнул. А затем начал тереть живот — картина, которой я не видел уже лет десять. Язва двенадцатиперстной кишки была единственным, что могло заставить Соломона перестать думать о работе.

Он посмотрел на меня:

— Меня отсылают домой.

Какое-то время мы смотрели друг на друга. А затем я рассмеялся. Нет, ситуация была вовсе не смешной — просто так получилось, что изо рта у меня вырвался именно смех.

— Ну еще бы, — сказал я, отсмеявшись. — Конечно же, тебя отсылают. Все очень даже логично.

— Томас. — По выражению его лица было заметно, как неприятен ему этот разговор.

— «Спасибо за отличную работу, мистер Соломон», — продолжал я, подражая голосу Рассела Барнса. — «Разумеется, мы хотели бы поблагодарить вас за ваш профессионализм и приверженность делу, но, надеюсь, вы не будете возражать, если с этого момента мы возьмем дело в свои руки». О, это просто изумительно!

— Томас, послушайте. — За последние тридцать секунд он уже дважды назвал меня Томасом. — Бегите отсюда. Бросайте все и бегите. Пожалуйста.

Я улыбнулся ему, и Соломон затараторил еще быстрее:

— Я могу переправить вас в Танжер. Оттуда переберетесь в Сеуту, а затем на пароме — в Испанию. Я переговорю с местной полицией, упрошу их оставить перед консульством фургон, и вся операция сорвется. Как будто ничего и не было.

Я смотрел в глаза Соломона и видел, сколько там тревоги и беспокойства. Я видел там вину, стыд и язву двенадцатиперстной кишки.

Щелчком я отправил окурок в окошко.

— Забавно. То же самое предлагала Сара Вульф. Беги, уговаривала она. На золотые пляжи и подальше от этого чокнутого ЦРУ.

Соломон не спросил, когда это мы с Сарой виделись и почему я не послушался ее. Он был слишком занят своей собственной проблемой. То есть мной.

— Ну?! Сделайте же это, Томас. Ради всего святого! — Он сжал мой локоть. — Эта затея — полное безумие. Стоит вам войти в здание — и вы уже никогда не выйдете оттуда живым. Да вы и сами это знаете. — Я молчал, и его это бесило. — Господи боже! Да не вы ли мне постоянно об этом твердили?! Вы же знали обо всем с самого начала.

— Да ладно тебе, Давид. Ты тоже знал.

Произнося эти слова, я наблюдал за его лицом.

У Соломона была примерно сотая доля секунды, чтобы нахмурить лоб, разинуть рот в изумлении или воскликнуть: «О чем это вы?!» — но он упустил ее. И, как только сотая доля секунды истекла, я понял все. И он тоже понял, что я все понял.

— Фотографии Сары с Барнсом, — сказал я; лицо Соломона осталось непроницаемо. — Ты знал, что они означают. Ты знал, что этому может быть только одно объяснение.

Он опустил глаза и ослабил хватку.