Торговец отражений

— Ты — великая душа, Джеймс, — сказал Джексон и улыбнулся. Он отпустил плечи Джима и отвернулся, словно ничего и не было.

— Я Джим.

— Ты — Джеймс. Ты вырос. Ты стал главой, Джеймс. Ты стал больше, чем обыкновенный человек.

Джим хотел что-то сказать, но запнулся, поперхнулся воздухом, вдруг ставшим таким тяжелым, соленым. Глаза заслезились.

— Я хочу тебе поверить, — прошептал Джим. — Но не знаю, смогу ли.

— Сможешь. Ты сильный. Только сильные люди могут пойти со мной. Разве ты слабак?

— Я не слабак!

— Значит, ты будешь со мной. Ты — тот, кто смог возненавидеть себя прошлого и подготовиться к принятию себя настоящего. Скоро ты перестанешь сомневаться.

— Я старался тебе поверить!

— Я видел, как ты сомневался. Я слышал, что ты говорил в машине. Я слышал каждое твое слово, я слышал всех вас, каждое ваше слово. Ничто от меня не скроется. Ты грыз себя изнутри, пытался найти истину, как задавался вопросами, за которые стыдился. Но то совсем не ошибка, Джеймс. Ты был на правильном пути, ведь только сомнения ведут нас к истине.

— Я боялся тебя. — Джим проглотил поднявшийся по горлу всхлип. — Я боюсь тебя и сейчас.

— Я знаю. — Джексон улыбнулся. — Но я всегда верил в тебя, Джеймс. Сегодня ты познаешь себя. Вы все познаете. Сегодня я сделаю так, что ты поверишь мне.

Ветер всколыхнул новые листья. Шумел так громко, словно позабыл, что нужно было помолчать.

Джексон покачал головой. Лес прекратил.

Лиза смотрела в окно и боялась повернуться. Стиснула зубы, дышала редко, медленно. Глаза закрыты, сжаты, страшатся истинного света, но ресницы дрожат, словно стремятся к истине. Она видела, что Джексон сделал с Джимом за его сомнения. Чувствовала, как дрожал он. Лиза боялась, что Джексон поступит также и с ней, если поймет, сколько в ней спряталось сомнения.

Джексон не улыбнулся, но не от того, что не был доволен. Почувствовал лишь, что улыбка могла бы смутить Лизу, а он не хотел смущения. Джексон хотел только понимания.

— Я рад видеть тебя, Лиза. Прошла вечность, — сказал Джексон.

Лиза ответила, не открывая глаз:

— И я рада, Джексон. Я очень долго ждала этой встречи.

— Ты плохо спала в последнее время. Полы на втором этаже особняка часто скрипели, словно плакали, но сдерживали плач. Створка окна билась о стену, а холодный ветер залетал в ваше убежище как хозяин, а не гость. Я видел, как ночами ты сидела у окна и смотрела на озеро.

Лиза зажмурилась.

— Я видел, как слезы капали на твои голые колени и щипали обтертые от падений раны. Ты часто падала в последнее время, Лиза. У тебя совсем не осталось сил.

Его голос становился тише и тише, превращался в ветер, окутывавший Лизу капканом, и сколько бы она ни пыталась не слышать, он все равно забирался в нее, в самую глубину, и звучал уже изнутри, в голове, будто там всегда и был.

— Ты плохо ела, много работала и обращалась ко мне. Ты не говорила никому, как тебе тяжело, и была сильной для каждого. Ты помогала всем, но не себе. Почему, Лиза? Зачем ты истязала себя?

Лиза проглотила слезу. Сложно объяснить отчаянный порыв души, старающейся добежать до идеала, которого не существует. Настоящий праведный поклонник. Истинный послушник. Защитник правды. Каков он? Не тот ли, кто сочетает в себе все качества других и живущий ради них?

— Лиза, чувствовала ли ты себя недостаточной? Тянуло ли тебя к…

— Прости, мне нечего сказать, — прошептала Лиза, прервав Джексона.

Джексон улыбнулся. Улыбнулся как улыбается отец, успокаивающий бунтующую дочь, не противясь ее бунту, но принимая, потому что переживал его и сам. Коснулся ее руки. Лиза вздрогнула.

— Помнишь ли ты, Лиза, что человек, чем больше стремится к свету тем глубже впиваются его корни к мраку? — тихо спросил Джексон внутри, в голове.

— Помню, — прошептала Лиза и шмыгнула носом.

— Нет ничего постыдного во мраке, ведь человек привык смотреть в него. Путь к свету долгий и тернистый.

— Я знаю.

Джексон кивнул.

— Каким находишь ты сегодняшний день, Лиза? Приятен ли тебе свет после столь долгой тьмы?

— Он… прекрасен, — выдохнула Лиза.

И вдруг Лизе показалось, что она увидела образы людей. Перед глазами темными пятнами проплывали изображения, как наяву, век за веком. Мученики, страдавшие за правду. Обманщики, скрывавшие истину внутри и обрекавшие себя на несчастье. Слышала крики горевших на огне. Плач тех, кому пришлось предать самих себя и жить в аду наяву. Джексон часто говорил, что они — такие же мученики. Они должны сражаться за правду. А Лиза отложила свой меч.

— Лиза, думаешь, они не обращались ко тьме, когда страдали?

Лиза помотала головой, но не открыла глаз. Знала, что стоит увидеть Джексона снова, и она заплачет.

— Чем ты гордишься, Лиза?

— Я больше не стреляю. — Она прошептала.

— Ты сделала правильно. Ты переступила через свои ценности. Помнишь ли ты, как в прошлой жизни ты несла гибель животным? Как самостоятельно, не имея нужды, не чувствуя надобности в еде и деньгах, была проповедницей смерти?