Торговец отражений

Лес за окном светился в прозрачном мраке свежей весенней зеленью. Казалось, что прежде старые и облезшие деревья ожили. Как весной налился воздух сладкими ароматами цветов и нежных, совсем еще молочных, листьев, вылупляющихся из почек.

Джексон долго всматривался в новую жизнь за окном, а машина, казалось, сама по себе начала ехать медленнее, чтобы дать ему рассмотреть. Очередное чудо.

— Как несчастен человек и как счастлив он, когда познает боль, — сказал Джексон.

Никто не ответил. Джим молчал, думал, что кто-то все-таки скажет хоть слово. Но Джексон обращался к нему.

— Нам не больно, — прошептал Джим. Голос его снова, как когда-то, сломался. Джим хрипел, будто ему было пятнадцать.

Джексон улыбнулся.

— Ты как никто знаешь, что есть боль, так, Джеймс?

Джим промолчал и потупил взгляд.

— Остыла ли боль отрешения от собственности? Стал ли ты несчастнее, когда взял ответственность за семью? Когда ничего у тебя не осталось?

— Было сложно, — пробубнил Джим.

— Я понимаю. Тяжело отречься от того, что когда-то составляло всю твою сущность. Помнишь времена, когда все проблемы решались деньгами?

— Помню, — выдохнул Джим.

— Помнишь безмолвие, окутывавшее твое благополучие? Сколько стоило твое тело и душа, Джеймс, когда ты был в прошлой жизни? Помнишь запах денег, которые мерили счастье?

— Ты же все знаешь. Я говорил тебе, я ведь тебе все рассказал! — прошептал Джим и сглотнул горький комок. Страшные воспоминания ползли в голову, поднимались со дна памяти, давно погребенные под слоем листьев тех деревьев, что выросли на них. Джим не хотел снова проживать их.

— Помнишь ли, как все вокруг завидовали тебе? Помнишь завистливые взгляды детей и взрослых, которые мерили твое счастье купюрами?

Джим помнил все до этого вечера, но стоило сделать глоток из чаши, принесенной Джексоном, казалось, забылись воспоминания. По горлу потекло что-то горячее, горькое, словно ножи прошлого все-таки добрались до головы и кололи. Но он все еще чувствовал, хоть и не видел.

— Ты стал лучше их. Муки научили тебя быть человеком, который отдает себя другим, человеком, который отказывается от себя, чтобы получить себя целиком.

Джим зажмурился. Он чувствовал запах потертых в руках купюр и песка. Запах чистящего средства для полов и манго, которое подавали на завтрак. Он помнил красивые виды из окна и дорогую мебель, громкие разговоры в гостиной, музыку и топот ног, и смех в родительской спальне. Легкие шторы, развевавшиеся от дуновения кондиционера, которые перекрывали доступ солнечного света в его огромную комнату. Он помнил, как закрылась дверь в темницу. Как комната пропахла лекарствами, мазями, стала совсем чужой. Как голоса на первом этаже стали раздаваться все реже, а все чаще стали появляться деньги на тумбочке у двери. Как прежняя ненужность превратилась в полнейшее игнорирование. Как с ним больше не встречались взглядами, потому что ненавидели. Как его уничтожили. Его не существовало. Был только призрак, мертвый с рождения. А живой Джим появился только потом, когда встретился с Джексоном.

Джим помнил все, что происходило вокруг, но его самого не было в этих воспоминаниях. Словно мир был декорациями, а он был на репетиции и настоящего представления никак не мог застать. Словно жизнь проходила мимо, словно ее уносили люди из воспоминаний, а ему даже кусочка не оставляли.

— Я не помню их. Я помню образы, а за ними только пустоту и одиночество, — сказал Джим и не соврал.

— Твоя мука была красивой, Джеймс. — Джексон погладил Джима по плечу, аккуратно, не принося боли.

— Мука не может быть красивой, — выдохнул Джим и зажмурился. — Ты не был здесь. Ты не видел нас. Как можешь сказать, что наша мука была красивой?

— Мука за правду красива, Джеймс.

— Я тебе не верю, — прошептал Джим. — Я не верю тебе, не верю! — Он замотал головой. — Тебя здесь не было, ты не можешь быть здесь!

— Но я здесь. — Джексон улыбнулся и крепким, сильным движением обычной человеческой руки схватил Джима за плечи.

— Что ты делаешь? — прохрипел Джим.

— Я хочу, чтобы ты почувствовал. Я хочу, чтобы ты поверил мне! — Джексон улыбался. — Я здесь? Скажи, я сейчас здесь, Джеймс?

— Отпусти меня!

— Скажи это! Скажи, я здесь? Ты чувствуешь меня? Ты чувствовал меня все это время? — Голос Джексона казался раскатом грома, застрявшем в машине. Он сжал и второе плечо.

Джим зажмурился. Плечи вспышкой охватила боль, на лбу выступил пот. Казалось, еще немного, и Джим упадет. Джексон не отпустит — Джим знал. Джексон всегда добивается того, чего хочет. Противиться его словам бесполезно.

— Разве ты не видел меня? Разве ты не чувствовал моего присутствия каждый день, когда ходил по городу? Разве я не был рядом, когда ты боялся, когда ты сомневался? Разве я не был с тобой, Джеймс? Разве сейчас, — Джексон сжал плечи сильнее, — разве сейчас я не рядом с тобой?

— Ты здесь, — прохрипел Джим и отвернулся.

— Ты чувствуешь меня? — прошептал Джексон и чуть ослабил хватку. — Разве ты не чувствовал меня раньше?

— Чувствовал. — Джим зажмурился. — Отпусти меня! Пожалуйста, отпусти. Я больше не могу.