Тополь Дрожащий

Больше Борис не мог терпеть этого разговора. Он выскочил на лестничную клетку, забыв обуться, вернулся, чертыхаясь, и уже через двадцать минут вошел в магазин компьютерной техники. О чем-то поговорил с молодым, пасмурным консультантом, долго ждал, стуча каблуком, пока две хохотушки-пересмешницы оформляли для него кредит и вошел домой, обнимая большую цветастую коробку. Компьютер он перенес к Петровичу, купленный в долг проектор установил на пол, плотно задернул шторы, и нашел в Сети фильмы о космосе канала Discovery. Все это время старик причитал. Весь потолок стал экраном, и, в темноте, комната будто летела сквозь огромные, тёмные метеоритные пояса, уворачивалась от светящихся комет, обходила гигантские гравитационные аномалии, величественные пылевые столпы, мимо, в газовых облаках, мелькали планеты всех цветов и размеров; и летели быстрее – вот, как волчок, крутится пульсар, вот, медово-янтарная, выплывает из-за солнца далекая галактика, и сквозь нее, за миллиарды световых лет от Земли, светит, выжигая пространство, смертоносный квазар.

Семен Петрович следующей ночью умер.

19

В левом наушнике громко заиграла музыка, и Боря, погруженный в тяжелые думы, непроизвольно дернулся. На экране перед ним висела мигающая надпись «Входящий вызов». Он сделал глоток из горячей кружки, выдохнул, широко улыбнулся, как их учили, и нажал «принять».

– «Варган-Телеком», Борис, добрый день, чем я могу вам помочь?

Дневник

Так спокойно и умиротворенно на душе в тихий, безветренный снегопад! На улице снег, на улицах лёд, крупные, плотные хлопья валятся, заставляя идти медленно, то ли чтобы не поскользнуться, то ли чтобы подольше остаться на улице.

С утра посмотрев погоду в Сети, я позвонил матери:

– У вас на чердаке щель, помнишь? Я приду, почищу сегодня, только брата подними.

Мои родные большой семьей живут на третьем, верхнем этаже в дореволюционном купеческом доме, в приватизированной коммуналке. На чердаке между кирпичной, полметра толщиной стеной и крытой шифером крышей щель в десять сантиметров, через которую сыплет снег. На полу чердака сугробы по колено лежат около свежих, новёхоньких труб, уходящих через потолок вниз. Вокруг тех, что с горячей водой, мокро – уже растаял. Перемещаться здесь можно только по балкам, широко расставляя ноги, иначе уйдешь вниз через потолок. Брата поднять не удалось, он заснул под утро, и просыпаться не хотел.

Щель не могут заделать уже который год – чердак несколько раз чистят от снега и зарекаются закрыть прореху рубероидом летом. Я в темноте с матами наполняю грязным снегом плетеные икеевские сумки и прыгаю с ними по балкам к выходу, время от времени цепляя рукавом потрескавшиеся деревянные опоры.

На чердаке спокойно, тихо и прело от сырости. Чуть не врезаюсь головой в телефонную коробку, которая почему-то подвешена на тросах к потолку, из нее торчат пучки проводов. Можно разбросать снег равномерно по всему чердаку, но тогда потолок потечет у кого-то другого, я подавляю подлый импульс и продолжаю выносить сумки во двор.

Довольно быстро становится чисто и сухо, но через щель все еще проникает свет и вода. На улице за это время потеплело, снег на крыше под слабым зимним солнцем все же подался вниз по острому скату и подтаял. Закрыть щель можно только летом, но сейчас тоже надо что-то делать – я потрошу найденное здесь же старое одеяло и затыкаю последнюю дыру ватой с поролоном и остаюсь в темноте, как в утробе. Прислушиваюсь – вокруг ни шороха и ничего не хочется.

Я начинаю чихать. Как чайник выпускает пар, эмалированная белая ванна извергает клубы пыли при каждом моем движении. На самом ее дне скрываются старые картонные папки с номерами «дел» и два чемодана из кожи, окрашенной в серый. На одном из них кодовый замок из шести цифр, который легко подается, стоит мне выставить все нули. Ворох старых фотографий – прадед, вернувшийся с войны, бабушка в Афганистане, молодой отец на археологических раскопках, моя мать, похожая на гречанку, с развевающимися черными волосами на монолите скалы над морем. Вытаскиваю из внешнего кармана пластиковый пакет с завернутым блокнотом. От времени бумага на ощупь стала похожа на бархат. На оливковой обложке надпись, выведенная химическим карандашом: «Полевая книжка №0091128». Военный дневник прадеда. Из обложки выпадают несколько писем. Я начинаю читать его ровный, но резкий, с лишними линиями почерк:

«Павлову

Прошу Вашего разрешения

допустить к исп. обязанностей.»

И сразу страница неразборчивых расчетов (он был артиллеристом), а следом:

«17.11.43

Переезд штаба в Бол. Белозерку. В село, которое растянулось больше чем на 20 км. Вчера после 9дневного, безмятежного пребывания на *неразборчиво* (вместе с 3й и 3.б. батареей) вернулся переночевать в бригаду, а сегодня день провел на тракторе.

15.12.43