Предложение закрыть границы поступило в тот самый момент, когда Гарденер засовывал в ухо пуговку наушника. Пять минут спустя Хейзел в компании четырех десятков граждан выпала из сети. Они возвращались в город. Одни – в здание городского собрания, чтобы надзирать за границей и защищать корабль при помощи всевозможных приспособлений. Другие – обеспечивать сохранность атмосферной фабрики на случай, если внешний мир – вопреки всем ожиданиям – среагирует слишком быстро и организованно. В истории томминокеров такое происходило уже не раз, и обычно все завершалось благополучно, хотя и не всегда «обращение» имело счастливый конец.
За десять минут после команды о закрытии границ и отъезда группы под предводительством Хейзел, дым, маячивший на горизонте, особенно не изменился ни по форме, ни по размеру. Ветер не спешил подниматься. Это было и хорошо, и плохо. С одной стороны, без серьезного пожара шансы привлечь к себе внимание извне весьма скромны, а с другой – маловероятно, что в ближайшее время пламя перекроет Гарденеру подступы к кораблю.
И все же, как в один голос полагали Ньют, Дик, Эдли и Кайл, его песенка спета. Еще минут пять они продержали оставшихся томминокеров на местах в ожидании незримых сигналов от механических патрульных о том, что они готовы к выполнению своих прямых задач.
В эфире это звучало как нарастающий гул.
Ньют взглянул на Дика. Тот кивнул. И оба вышли из сети, переключив все свое внимание на сарай. И хотя Гарденер по-прежнему был им не по зубам – даже Бобби при жизни не смогла его расколоть, – прослушать преобразователь не составляло никакого труда. Мерная пульсация прибора различалась так же ясно, как эфирные помехи, которыми нередко перемежается радио- или телетрансляция, если в доме включили какой-нибудь пустячок типа кухонного миксера.
На удивление, преобразователь выдавал лишь едва различимый «шепот» – так шумит океан внутри пустой морской раковины, если приставить ее к уху.
Ньют испуганно взглянул на Дика.
Господи он слинял гаденыш слинял.
Дик улыбнулся. Он не верил, что Гарденер, который был едва способен читать и посылать мысли, так быстро управился со своей задачей – если она вообще ему по силам. Присутствие этого человека в Хейвене, как и нездоровая привязанность к нему Бобби, сильно действовали на нервы, и он свято верил, что теперь, слава богу, этому положен конец.
«В мою дверь томминокер стучит и стучит».
Он подмигнул Ньюту своим странным глазом. Зрачок, в котором нелепо перемешалось человеческое и инопланетное, производил одновременно и пугающее, и смешное впечатление.
Да нет, Ньют, он не ушел. Этот кретин издох.
Ньют воззрился на Дика, словно бы размышляя, и заулыбался.
Все разом зашевелились, тронулись с мест и направились к дому Бобби, затягивая петлю воображаемого лассо.
И на плечах моих ядро что надо.
Гарденер повернулся к монитору, а где-то в глубине его сознания буйным шепотком повторялась фраза. Раньше, в той прошлой жизни, с тем прошлым Джимом Гарденером, от которого не осталось и следа, вокруг таких строчек выстраивались целые поэмы – совсем как жемчужины в створках раковины, куда попала песчинка.
И на плечах моих ядро что надо, босс.
Что-то знакомое, наверное, из криминального фильма наподобие «Хладнокровного Люка»? Песня? Ага. Какая-то песенка. Что-то чудное, какая-то дикая смесь тюремного романа с джазом. Психоделический образ – хиппи в косухе из «Ангелов Ада» с мотоциклетной цепью, намотанной вместо браслета на худенькую бледную руку с пальцами скрипача.
Разберись с мыслями, Гард, у тебя что-то не то в мыслях.
О да, ты суперкрут, красавчик. И на плечах моих ядро что надо. Свобода мне мила, дорога нелегка, и если скажет кто, что я тебе не мил и будто не любил, то им не верь. И на плечах моих ядро что надо. Каждая венка, артерия и капилляр вздувается и пухнет, выпирает, как было, когда мы пацанами из интереса заматывали жгутами руки и смотрели, что будет дальше. И на плечах моих ядро что надо. И если гляну я в глаза, зеленый свет прольется из зрачков тончайшими лучами фонарей. Ядро что надо. И только подтолкни, пройди по краю, дрогни, оно взорвется, Гард, я знаю. Гард, берегись, сынок.
Да, старик, да.
Дэвид
Да-а.
У Гарда было чувство, будто он качается над бездной, кое-как удерживая равновесие, готовый сорваться. Ему вспомнился кинорепортаж про эквилибриста Карла Валленду. Мужественного отчаянного старика, который разбился, упав с проволоки в Пуэрто-Рико, – как он накренился, замер на минуту, пытаясь удержаться на канате, – и полетел вниз.
Усилием воли Гарденер выкинул это из головы. Он выкинул из головы все лишнее и приготовился стать героем. Или умереть.
ПРОГРАММА?
Гард затолкал наушник в ухо и хмуро уставился на экран, направляя на него поток мыслей. Адская боль вспыхнула в голове. И без того раздутый мозг разнесло, казалось, до предела. Вскоре боль начала стихать, но ощущение растянутости не покидало. Он уставился на экран.
АЛЬТАИР-4