Я хочу сказать, что, не повинуйся мы этим течениям, нас давно бы уже не было в живых. Натура у нас вспыльчивая, мы всегда готовы ринуться в бой. Да и «бой» – какое-то слишком общее слово. Мы… мы… – Глаза Бобби вдруг позеленели, жутко засветились насыщенным ярким цветом. Губы растянулись в беззубой ухмылке. Правая рука сама собой стиснула запотевший в ладони пистолет. – Потасовки, вот нужное слово. Мы все время устраиваем потасовки. Так по-детски, – улыбнулась Бобби. – Мы и сами как дети, и это наша хорошая сторона.
– Ты по-прежнему так считаешь?
Чудовищная сцена нарисовалась в воображении Гарденера. Современная школа: ученики начальных классов разбредаются по аудиториям. В портфелях – учебники и автоматы «узи», коробочки с завтраком и винтовки «М-16», яблочки для любимых учителей и осколочные гранаты – для нелюбимых. И каждая девочка была точной копией Патрисии Маккардл, а каждый мальчик как две капли воды походил на Тэда Ядерную Шишку. Зеленым огнем светились глаза Тэда, где уже были готовые объяснения для всей чертовщины, что когда-либо происходила на земле, начиная с Крестовых походов и арбалетов, кончая рейгановскими спутниками с боеголовками.
– Неугомонная у нас душа. Время от времени надо почудить и попихаться. Мы взрослые с детским характером. Мы вспыльчивы, любим веселье и проказы. Поэтому мы создаем ядерные «рогатки» и время от времени подкидываем их людям. Что поделать, натура шаловливая. И ты знаешь, люди их подбирают и используют. Еще никто ни разу не отказался. И такие, как Тэд, который готов убивать ради того, чтобы ни одна домохозяйка в Солнечной Бринляндии, способная платить по счетам, не испытывала перебоев с электроснабжением, когда ей вдруг потребуется высушить волосы феном. И такие, как ты, Гард, готовые пойти на убийство во имя мира.
Что за жизнь без пушек и потасовок, так ведь, Гард? Скучный блеклый мир.
Гарденер почувствовал, что его клонит в сон.
– Мы как дети, – повторила она. – Мы драчуны, но делаем щедрые подарки. Возьми тот же Хейвен.
– О да, Хейвен вы осчастливили, – пробормотал Гарденер. Вдруг челюсти его резко распахнулись до самого предела, до боли в желваках, и он протяжно зевнул.
Бобби улыбнулась:
– Да ладно. Главное другое. Мы рухнули на эту планету, следуя вселенским течениям, о которых я тебе говорила. Значит, пришло время. Конечно, корабль не пострадал. А потом я начала раскапывать его, и мы – вернулись.
– А вас там много вообще?
Бобби пожала плечами:
– Не знаю.
«Да и знать не хочу», – словно бы говорил ее жест.
– Достаточно того, что мы здесь и нам предстоит еще кое-что улучшить.
– И это все? Другого предназначения у вас нет? – Гард хотел убедиться. Ему надо было знать наверняка: они – то, что она сейчас сказала. Он боялся, что тянет слишком долго, но ему обязательно надо узнать. – Это все?
– А что «все»? Неужели тебе этого мало?
– Если честно, да, – ответил Гарденер. – Понимаешь, я всю жизнь искал дьявола снаружи, потому что поймать внутреннего дьявола чертовски трудно. Тяжело долгие годы мнить себя Гомером, когда ты на самом деле – капитан Ахав.
Рот опять растянулся в зевке. Веки отяжелели, словно к ним привязали по кирпичу.
Наконец, в последний уже раз, он в отчаянии спросил ее:
– Это все, что вы есть? Люди, которые подправляют вещи?
– Наверное, – ответила она. – Жаль, что приходится тебя разоча…
Гарденер навел под столом пистолет, и тут пилюли наконец-таки предательски включились в дело: он уронил свой щит.
У Бобби засветились глаза – даже не засветились, а вспыхнули. Оглушительный крик, ее мысленный голос, рассек нежную мякоть его мозга словно мясницким ножом.
(У НЕГО СТВОЛ У НЕГО СТВОЛ СТВОЛ)
Она навела на него фотонный пистолет. Гарденер под столом поднял дуло и спустил курок. Раздался сухой щелчок. Старая железка дала осечку.
Глава 9
Сенсация (окончание)
Джон Леандро погиб. Журналистское расследование продолжалось.
Дэвид Брайт обещал ждать звонка до четырех и собирался сдержать обещание. Во-первых, это было делом чести, а во-вторых, ему не очень-то хотелось мараться. Почем знать, не обернется ли сенсация порядочной головной болью. Надо сказать, что он не сомневался в правдивости слов Леандро. Во всяком случае, было ясно, что Джонни сам искренне верит во все это. Конечно, Джонни – простак, любитель делать скоропалительные выводы, но лжецом он никогда не был. (К тому же Брайт сомневался, что человек со столь скромными умственными способностями может состряпать такую путаную историю.)
Примерно в два тридцать Брайту неожиданно вспомнился еще один Джонни, по фамилии Смит, несчастный бедолага, который, прикасаясь к предметам, «ощущал» что-то такое. Брайт верил Смиту. Верил в его искренность и в то, что, по его словам, у него действительно получается. Глядя в ошалелые глаза этого человека, невозможно было не верить. Брайт ни к чему не прикасался, он лишь бросил взгляд на стол Леандро, на прикрытую чехлом «словодробилку», и у него возникло щемящее чувство, что Леандро больше нет.