Томминокеры

Гард кинул взгляд на баллон, висящий на поясе, и в который раз задался вопросом, стоит ли доверять этому газу. А вдруг там яд и его легкие лопнут от первого же вдоха? Вряд ли. По логике вещей, это его заслуженная награда. Он побывает в святая святых, прежде чем его окончательно спишут со счетов.

– Ну и ладненько, – проговорила Бобби. – Сейчас я открою люк, и…

– Ты откроешь его силой мысли, – перебил Гард, взглянув на затычку в ухе Бобби.

– Да, – отмахнулась Бобби, словно бы желая сказать: «Ну что еще?» – Будет выброс плохого воздуха – реально плохого, Гард. Так, что у тебя с руками?

– В каком смысле?

– Есть царапины, порезы?

– Свежих нет.

Он протянул ладони, как мальчик, которому мама велела вымыть руки перед едой.

– Хорошо.

Бобби вынула из заднего кармана пару хлопчатобумажных перчаток, надела.

– Заусенцы, – буркнула она в ответ на вопрошающий взгляд Гарда. – Может, и пустяки, но перестраховаться не помешает. Гард, когда начнет открываться люк, зажмурься. Дыши из баллона. Если хоть чуточку вдохнешь – свалишься замертво.

– Убедила, – проговорил Гарденер. Сунул в рот мундштук дыхательной маски, а в ноздри затычки. Бобби проделала то же самое. Глухо стучало в висках, бешено колотилось сердце, словно музыкант лихо отстукивал ритм пальцем на обтянутом мехом барабане.

Вот и все. Назад дороги нет.

– Готов? – в последний раз спросила Бобби. Маска заглушала звуки, и раздалось шепелявое: «Ватоф?»

Гарденер кивнул.

– Запомнил?

«Вапомнил?»

Гард кивнул опять.

Да пошли уже, Бобби, что ты тянешь!

Бобби кивнула.

Хорошо, приготовься.

Гард хотел спросить к чему, но не успел: символ распался на части, и Гард, задыхаясь от ликования, понял, что люк открывается. Раздался пронзительный скрежет, как будто неохотно пришла в движение старая проржавевшая дверь, которой давно не пользовались.

Бобби повернула вентиль пристегнутого к ремню баллона. Гард последовал ее примеру и зажмурился. И тут по лицу скользнуло легкое дуновение ветерка, откинув со лба непослушную прядь. «Смерть, – подумал Гарденер. – Это смерть. Она пронеслась мимо и заполнила собой траншею, точно газообразный хлор. Сейчас каждый микроб на моей коже умирает».

Сердце бешено колотилось, и он уже испугался, что этот выброс газа (будто сгусток воздуха из-под крышки гроба) его все-таки убьет, как вдруг понял, что до сих пор стоит не дыша.

Он вдохнул через маску и стал ждать конца. Воздух оказался сухим и спертым, но вполне пригодным для дыхания.

Запас на сорок-пятьдесят минут от силы.

Тихо, Гард. Не спеши. Экономь воздух.

Он стал дышать медленнее. Во всяком случае, попытался.

Скрипучий визг смолк. Поток воздуха ослаб, а потом и вовсе исчез. Гард провел в темноте целую вечность, стоя с закрытыми глазами лицом к люку. Единственными звуками были биение его сердца и сопение воздуха в респираторе. Во рту стало горчить: от страха он чересчур сильно прикусил резиновые загубники. Невероятным усилием воли он заставил себя успокоиться.

И вот наконец в голове раздалась отчетливая мысль Бобби:

Расслабься. Все в норме. Теперь можешь открывать ясны очи.

Словно ребенок в предвкушении подарка, Гарденер медленно открыл глаза.

5

Перед ним был коридор.

Почти идеально круглый, если не считать плоского прохода с одной стороны, по высоте примерно на середине стены. Такое расположение наводило на определенные мысли. Воображение услужливо подкинуло картину: чудовищные разумные мухи бегают по стенам, перебирая клейкими лапками. Но тут включилась логика. Здесь все было под наклоном, и проход, и сам корабль.

От стен исходило мягкое свечение.

И за это время у них не сели батарейки, подивился Гарденер, с неподдельным интересом заглядывая в коридор, ведущий куда-то в глубь корабля. Подумать только, он жив, до сих пор функционирует, после стольких лет.

– Ну что, я пошла. Решайся.

Попытка – не пытка.

Пригнув голову, чтоб не удариться о свод люка, Бобби шагнула внутрь. Гарденер затаил дыхание и, прикусив резиновые штыри маски, шагнул в неизвестность.

6

В какой-то момент мозг пронзила чудовищная боль: отовсюду хлынули звуки, как будто все радиостанции мира разом завопили внутри его черепа.

А потом все пропало. Попросту исчезло, смолкло. Так бывает при въезде в тоннель. В стенах корабля глохли все сигналы. И как выяснилось, не только внешние. Бобби выразительно глядела на Гарда, очевидно, пытаясь послать ему мысль: «Ты как там?», но он ее не слышал.

Любопытно, подумал Гард и передал в ответ: «Нормально! Идем дальше!».

На лице Бобби по-прежнему читалось ожидание. В сравнении с Гардом она далеко ушла в плане телепатии и все равно ничего не улавливала. Гарденер махнул рукой: пошли. Мгновение спустя она кивнула и продолжила путь.

7

Они продвинулись шагов на двадцать в глубь корабля, как вдруг слева в стене обнаружился круглый лаз, фута три в диаметре, ведущий в одно из внутренних помещений. Он был открыт. Бобби полезла в люк, даже не оглянувшись на Гарденера.

Он помедлил – сзади остался тускло освещенный проход и открытый люк, за которым простиралась темнота траншеи, – и полез следом.