И хотя сердце бешено колотилось в груди, а на коже выступила испарина, неожиданно обильная даже для столь жаркого дня, Леандро упорно ехал вперед.
Эх, какую сенсацию отхватил. Так и чую запах жареного.
Что-то здесь нечисто, разумеется. И смерть этой женщины, Маккосланд (ага, конечно, взрыв отопительного котла в середине июля, ну не смешите); и исчезновение инспекторов, которых направили расследовать это дело; и самоубийство копа, который, по слухам, был в нее влюблен. Но первейшее и самое главное – исчезновение мальчика. Дэвид Брайт нечаянно сболтнул про старика. Как будто бродит тут дед Дэвида Брауна и несет всякую ахинею про телепатию и волшебные фокусы, что происходят на самом деле.
Эх, жаль, что вы нарвались на Брайта, а не на меня, мистер Хиллман, уже в пятидесятый раз вздохнул Леандро.
Да только вот теперь Эв Хиллман бесследно исчез. Испарился. Уже две недели его нет в доме, где он снимал комнату. Ни разу не появился в больнице Дерри, где лежит его внук, хотя раньше, как уверяют медсестры, старика приходилось выгонять чуть ли не пинками. В официальный розыск он не объявлялся, да и не числился среди пропавших, ведь система такова, что тебя признают пропавшим лишь после того, как кто-то напишет об этом заявление. В том-то и загвоздка. Ловушка регламента. Поэтому в глазах закона все обстоит нормально, с чем Джон Леандро был категорически не согласен. Шито белыми нитками. Домовладелица в Дерри утверждала, что старый чурбан обманул ее на шестьдесят баксов; Леандро навел справки по своим каналам и выяснил, что это был первый и единственный счет, не оплаченный дедом за всю его нелегкую жизнь.
Так и тянет жареным.
Конечно, не все странности происходили исключительно в Хейвене. В июле при пожаре погибла пара на Ниста-роуд. В нынешнем месяце какой-то доктор на легкомоторном самолете разбился и сгорел. И пусть самолет рухнул в Ньюпорте, с этим никто не спорит, да вот авиадиспетчеры подтвердили, что пресловутый док пролетал над злосчастным городком, причем на недопустимо низкой высоте. Мало того, начались какие-то неполадки с телефонами, туда нельзя было дозвониться. Нет, кому-то удавалось прорваться, но далеко не всегда. Леандро подал заявку в налоговую службу Огасты, запросив список всех хейвенских избирателей (распечатка на девять страниц обошлась ему в шесть долларов по официальному тарифу). Удалось вычислить родственников почти шести десятков жителей Хейвена. Они были разбросаны по городам и весям: в Бангоре, Дерри и близлежащих районах. Всем этим Леандро занимался в свободное от работы время.
И, похоже, не нашлось ни одного человека, который навещал бы свою хейвенскую родню после десятого июля, а ведь с тех пор минул уж месяц.
Причины, конечно, у каждого были свои. Кто-то, может, и полгода не видел родственников – да и пропади они пропадом, хоть шесть лет о них не слышать. Иные удивлялись, но что поделать, лето – дело хлопотное, то страда, то жатва. Ну, позвонят своей тетушке Мэри или братцу Биллу – поговорят пару раз, а то, бывает, и вовсе не дозвонятся. Хотя чаще удавалось.
В показаниях этих людей было много схожих моментов, и Леандро нутром чуял: что-то там неладно.
Был один маляр в Бангоре, Рики Беррингер. Так вот, его старший брат, Ньют, зарабатывающий на жизнь плотницким делом, был по совместительству членом городского управления. «Примерно в конце июля, – поведал Рики, – мы пригласили его на обед, но он отказался, сославшись на недомогание. Где-то подхватил грипп».
Дон Блю, риелтор из Дерри, поведал такую историю. Бывала у его тетушки Сильвии, которая также жила в Хейвене, замечательная традиция: с завидной регулярностью она наведывалась к ним на обед. Чуть воскресенье – она тут как тут. И что странно, последние три воскресенья она пропустила. Один раз сказала, что у нее грипп (непонятное поветрие, охватившее исключительно Хейвен, отметил про себя Леандро), пару раз отложила визит из-за жары – слишком ее разморило, чтобы куда-то ехать. Из дальнейших расспросов Блю выяснил, что, пожалуй, таких случаев было даже не три, а скорее пять, а то и все шесть.