Томминокеры

Лицо ее озарилось ослепительной улыбкой, и взгляду Гарденера предстала та прежняя Бобби, которую он всегда любил. Вспомнилась тенистая гавань ее шеи, и в сердце острым буром шевельнулась тоска.

– Кажется, понимаю, – ответила она. – Ну тогда пеняй на себя: гляди, устанешь от моей говорильни. Мне тоже было одиноко.

Так они стояли и улыбались друг другу, совсем как в старые добрые времена, когда лес наполняло пение птиц.

Кончилась любовь, подумал Гард. Опять играем в покер. Все по-прежнему, если не считать Зубной феи, которая заявилась прошлой ночью и как пить дать вернется снова. А потом здешний люд начнет читать мои мысли. Посмотрят, какой расклад у меня на руках, и пиши пропало. Забавно. Мы-то думали, что если мир и захватят пришельцы, то как минимум они будут живыми. И сам Герберт Уэллс не предвидел вторжения призраков.

– Я хочу заглянуть в котлован, – сказала Бобби, прервав ход его мыслей.

– Ну пошли. Посмотришь, как быстро уходит вода. Ты будешь в восторге.

Они вошли в тень корабля.

13

8 августа, понедельник.

На Хейвен вновь обрушилась жара.

Наступил понедельник. Утром, в четверть восьмого, термометр за кухонным окном Ньюта Беррингера показывал семьдесят девять градусов по Фаренгейту. Ньют Беррингер не мог его видеть, поскольку находился не на кухне. Он стоял перед зеркалом в ванной в пижамных штанах, неловко обмазываясь тональным кремом своей ныне покойной жены. Пот струился по лицу, и крем собирался в комочки. В былые времена Ньют считал косметику невинным женским капризом. Теперь же, попытавшись использовать ее по прямому назначению – не столько подчеркнуть хорошее, сколько скрыть плохое (а в его случае как минимум пугающее), – он обнаружил, что макияж – искусство сродни парикмахерскому. На поверку все оказалось сложнее, чем можно было представить.

Скрыть он пытался один пренеприятный факт. За последнюю неделю кожа у него на щеках и на лбу стала очень бледной. Конечно, он отдавал себе отчет в том, что без визитов в сарай Бобби Андерсон тут не обошлось. Воспоминаний об этих визитах у него не оставалось. В сарае он испытывал страх, но куда сильнее страха было сопутствовавшее ему ликование, и все три раза, что он там бывал, он чувствовал себя десятифутовым великаном и готов был разом покрыть целый взвод чемпионок по боям без правил прямо на ринге. Беррингер прекрасно понимал, что его неестественная бледность связана с этими посещениями, хотя поначалу и пытался списать жуткие перемены на слабый загар. До того скорбного зимнего дня, когда грузовик с хлебом занесло на обледеневшей дороге и он вырвал из жизни его законную супругу Элеонор, та, бывало подтрунивала над муженьком – мол, едва солнечный луч коснется его кожи в первых числах мая, он становится загорелым как индеец.

Так он и тешил себя иллюзиями до поры до времени. Однако в минувшую пятницу все стало совсем уж очевидным. На щеках сквозь кожу просвечивали вены, артерии и капилляры – точь-в-точь как у медицинской куклы, которую он подарил своему племяннику Майклу на позапрошлое Рождество. Куклу звали «Удивительный человек-невидимка». Эта ситуация чертовски действовала на нервы. Мало того, что он видел себя насквозь, когда он прижимал пальцы к щекам, под ними не прощупывались твердые кости. Скулы словно бы растворялись.

Нельзя же в таком виде показываться на улице, думал он.

В субботу, стоя перед зеркалом, Ньют внезапно понял, что серая тень, которая проступает сквозь кожу щеки, не что иное, как его собственный язык. Не помня себя от ужаса, он помчался к Дику Эллисону.

Отворивший дверь Дик выглядел совершенно нормальным, и Ньют на миг ужаснулся, решив, что несчастье постигло лишь его одного. У него чуть колени не подломились от облегчения, когда в голове отчетливо прозвучала мысль Дика: «Ну ты даешь, старина, нельзя же в таком виде разгуливать, ты всех распугаешь. Заходи скорее, я сейчас Хейз позвоню».

(Конечно, в телефоне давно отпала надобность, но человеку трудно расстаться со старыми привычками.)

На кухне Дика, в свете яркой флуоресцентной лампы Ньют наконец понял, что Дик пользуется гримом. Тот признался, что грамотно накладывать крем его научила Хейзел. Да, это произошло со всеми, кто бывал в сарае Бобби, – со всеми за исключением Эдли, который впервые попал в сарай всего две недели назад.

Что ж теперь с нами будет, Дик? – озабоченно спросил Ньют. Зеркало в прихожей Дика притягивало его как магнит. Ньют подошел, уставился на свое отражение: сквозь мертвенно-бледные губы просвечивал язык, на лбу виднелась сетка мелких пульсирующих капилляров. Он нажал кончиками пальцев на костистый выступ чуть выше бровей, и на синюшной коже остались едва различимые отпечатки с петлями и завитками – так бывает, когда коснешься рукой затвердевающего воска. Его чуть не стошнило.

Не знаю, ответил Дик. Он успел позвонить Хейзел и разговаривал с ней одновременно. Какая разница? Рано или поздно это случится со всеми, как и все остальное… Ну ты меня понял.