Томление духа

Увлечение миновало, энтузиазм погас. Улыбочка, витавшая вокруг губ и уголков глаз, теперь ушла глубже; их лица были приветливо-холодны. Это был искусно подделанный грим умного человеческого образа.

— Заходите как можно чаще, — пригласил Слязкин, провожая гостя в переднюю. — Сегодняшний день с самого утра был для меня необыкновенно удачен, если не считать одного незначительного обстоятельства. Как вы думаете: он скоро умрет?

— Кто?

— Разве необходимо произнести имя нашего величайшего современника? Безжалостная смерть пригрозила ему своим костлявым пальцем. На этот раз он не вывернется. Кстати…

Он вспомнил что-то и тонко засмеялся, искривив рот и прищурив глаз.

— Кстати! Я могу вам помочь. Моя жена открыла кулинарные курсы. У нее нечто вроде пансиона. Мы живем врозь, но между нами, конечно, самые дружеские отношения. Она мой ангел-хранитель. Одним словом, вы можете у нее очень дешево устроиться. Я вам дам записку и завтра сам заеду. Это прекрасная женская душа.

Липшиц искренно поблагодарил, сознавшись, что не знал, где ему завтра пообедать.

Когда дверь захлопнулась оба с неприязнью вспоминали друг друга. С неудовольствием думали они о новой встрече.

XVI

Нил Субботин расстался с братом и переехал на окраину города. Недалеко от него, через улицу, в скромной комнатке поселилась Женя.

Она была почти равнодушна к тому, что с нею происходило. Как будто все, что она переживала, было только случайностью, а настоящая жизнь должна была начаться в каком-то другом месте. Теперь ей было безразлично какое платье надеть, удобно ли в комнате, хорошо ли причесана. Через неделю она совершенно забыла о той жизни, которою жила около трех лет. Она получила работу в магазине шляп и зарабатывала в десять раз меньше того, что имела раньше, но была довольна, всегда ровно-оживленная и приветливая. Прежние привычки исчезли, и только изредка она спрашивала с покорным видом рабы, не верящей своей свободе:

— Можно купить папирос с золотым мундштуком? Впрочем, если не хочешь, то не надо.

Нил, мечтавший об особенной жизни, которая преобразит Женю и соединит их обоих цепью труда и правды, был озадачен тем, как просто и неприметно в два-три дня установилась новая форма их существования. Первое время он думал, что это только начало, а потом придет и главное — то, что смутно ждалось с самой осени… Но проходили дни, жизнь укреплялась в своей колее и уже не обещала измениться. Зимние бессолнечные дни, однотонно-ровные, с быстро наступающей темнотой шли непрерывным рядом… Работа в магазине шляп отнимала у Жени почти весь день. Нил отправлялся в университет или читал дома литографированные записи профессорских лекций. За обедом в кухмистерской они встречались. Женя сообщала ему, что сказала хозяйка, что сказала заказчица, кто уплатил, кто грубил… После обеда опять расставались до вечера, когда вместе гуляли по занесенным снегом улицам мимо небольших деревянных домов и белых холодных церковок.

Он думал: «Что же будет дальше?» — и видел, что она совершенно не задается этим вопросом. Женя жила так, как будто эта жизнь может продолжаться вечно или же — оборваться сегодня вечером… Те несколько дней, когда ревность, ощущение вины перед нею и внезапно проснувшаяся молодая чувственность кинули его к ней, уже прошли и вспоминались с легким осадком неприязни. Теперь их отношения носили форму теплого, дружеского единения. Со стороны казалось, что эти молодые люди которым вместе было менее пятидесяти лет давно женаты, воспитали несколько детей и живут рядом, связанные привычкой и общими воспоминаниями.

Они гуляли по темным безлюдным улицам мимо низких двухэтажных домов… На ней давно уже не было прежней пышной шляпы с пером, полученной в кредит. Она перестала румяниться и подводить брови, сделалась некрасивее и ниже ростом. Пышное сооружение из фальшивых волос и локонов исчезло и голова сделалась маленькой, как у больной девочки. Теперь она ничем не отличалась от любой девушки-работницы… У Нила отросла борода, которая почему-то придавала лицу что-то польское.

— Пройдет зима, — говорил Нил, — я сдам экзамены и на лето мы уедем куда-нибудь в деревню.

— Хорошо, уедем, — шепеляво отвечала Женя и улыбалась широким ртом, в котором каждый зуб был посажен отдельно. — Мне полезно будет отдохнуть в деревне.

Она говорила о своем теле, как о предмете, который ему нужен и который поэтому надо беречь. Нил не понимал этого, но легкое чувство пренебрежения заставляло его менять тему.

— Главное, чтоб недорого. Наши деньги подходят к концу.

— Деньги? Да, конечно, — рассеянно отзывалась Женя.

Этот тон также задевал его; с необыкновенной легкостью, свойственной всем женщинам — честным и нечестным — устроившимся около мужчины, она сбросила с себя денежные заботы, свалив их на его плечи.

— Помнишь, ты говорила, что хотела бы снять квартиру и сдавать комнаты, — холодно начал Нил.

— Конечно, было бы славно, — рассудительно и равнодушно ответила Женя. — Ты жил бы у меня. Я строгая хозяйка. У меня ни-ни…