— Веселый. Розыгрыши любил. Подарки друзьям всегда дарил с подвохом. Однажды пришел на день рождения к приятелю из бригады, большому любителю фантастики, и подарил ему труд под названием «Вперед к коммунизму». А Васе Любичу на день рождения преподнес пастуший бич. Говорит, ты ведь коногон, вот и будешь коней гонять.
Тихоня и хозяйка вернулись в гостиную.
— Жаль мужика — на бабе погорел. Приехала тут одна плюгавая, евреичка. Окрутила и увезла. Хотела её машиной, — не на смерть, а так, чтобы на колясочке покаталась, — но руки не дошли. Когда спохватилась, Сережи уже не было — уехал.
— А сын?
— Очкарик. Со странностями.
— Пишет хорошо?
— Не знаю. Я его, в отличие от Сережи, не слышу.
— Выходит, сынок не в папеньку?
— Выходит так.
— Пощупал я твоего Андрюшу за жабры. Толковый. Можешь его тоже вычеркивать — пусть живет.
Томас вдруг взял стул, поставил рядом с баронессой и спросил строго, резко, как хозяин:
— Кто нас сжег?
Антонина Петровна пожала плечами.
— Не знаю. Я бы почувствовала.
Чертыхальски поправил волосы, завел их за свои хрящеватые острые уши.
— Поджог — это грех?
— Грех.
— Так как же он мог пройти мимо отчетности?
— Не знаю, — покачала головой хозяйка. — Там кто-то сильнее меня работал.
— Что-то плохо верится. Сильней тебя? Ты же здесь хозяйка! Скорее сама подослала, а теперь юлишь.
Антонина Петровна снял с носа очки и, протирая стеклышки салфеткой, ответила:
— Какой резон? Оно мне надо? Как ты приехал, я вообще не напрягаюсь — всё за меня делаешь.
— Чужаков чула?
— Да их столько! За всеми не уследишь: туда-сюда шастают. Скорости — вон какие.
Томас не стерпел, взорвался:
— А ты, голуба моя, туточки на что поставлена? Не успеваешь — в три шеи! Или на курсы повышения квалификации отправить?
— Ага, во Фрунзенское!
— Дождешься. В Салехард! Скажи, из Пруссии был кто?
— Тихоня, тут боятся нечего. Два теннисиста на турнир приехали, но они кроме стадиона и гостиницы ничего не видят, завтра уезжают. Пара консультантов с коксохима второй месяц пьют, что-то там с нашими обмывают... и всё вроде.
— Есть ещё кто?
— Всех не перечислишь, много. Протестантов-сектантов, как саранчи. Учителя в инязе, инженеры — французы... Да что гадать? Приезжих среди них нет. Все здесь задолго до тебя. Пожар я прошляпила, каюсь, но ведь и ты хорош: не сказал, где остановился. Если б знала, где твоя нора, я бы на сигнализацию её поставила, а так — ищи свищи. Пожаров и без тебя хватает. К тому же всё сходится. Я твою кошечку раньше не чула.
Томас задумался.
— Блин, что же тогда делать?
Хозяйка прокашлялась.
— Подожди, это ещё не всё. Я чего задержалась. Только собралась к тебе, тут звонок от нашего знакомого. Пал Сергеича.
— Крымского?
— Его самого. Говорит, что двух его беркутов — того... Возле твоего дома паслись, как бы охраняли, а сегодня утром их нашли... В лесополосе.
— И что там?
— В сгоревшей машине.
— Ого! Это серьезно, — присвистнул Чертыхальски.
— Более чем.
Томас сжал пальцами виски.
— Странно. Никто не знает, что я здесь. Леся не такая уж и цаца, что бы ей вредить. Разве что, через любовницу хотели насолить этому... Валику...
— Вполне возможно, — баронесса замерла, прислушалась к чему-то, — Нет, отпадает. У Вали в запасе несколько лет спокойной жизни.
Вдруг Антонина Петровна хлопнула себя по коленкам.
— О, святые угодники! Как я забыла? Я тут в Городке на такой случай держу одного гов... — хозяйка не договорив, прикрыла рот рукой и вдобавок похлопала ладонью себя по губам. — В общем, имеется один старичок. Все про всех знает — сама вскормила.
— И он скажет, что случилось?
— Если хорошо попросить.
Томас начал закипать.
— Слушай, подруга. Хату спалили в ночь с понедельника на вторник, сегодня четверг. Время уже укатило, а мы все балачками балуемся.
— Не скажи. Умная мысля — как награда, её заслужить надо, — баронесса встала, налила себе в стакан из графина воды. — Ты оставайся, а я через часик, может раньше, подкачу.
В два глотка осушила тару. Поставив стакан на стол, Тоня сказала задумчиво:
— Давно же я его не проведывала... Дуется, наверное... Всё, Томчик, жди. Я поцокотила.
25 Вперёд, в прошлое
Пока Тоня цокотит, разрешите сделать отступление. Оно не будет коротким, поэтому наберитесь терпения. Вы конечно заметили, что в моем рассказе слишком часто уж стали появляться какие-то странные пруссаки, которых так опасается Томас. Отсюда эти крики, нервы и ссоры. Но вы же не понимаете, отчего завелась вся эта нервотрепка, а я не спешил все разжевывать — тянул до последнего. Что ж, дело подходит к экватору и, похоже, пришло время ещё для одного возвращения в прошлое Томаса.