Томас

Казалось, всё — удалась у человека жизнь. Дядя, не имевший детей, готов был уже передать племяннику свое хозяйство, но... Не срослось! Неизвестно, что произошло, однако в тридцать два года отец Томаса из Варшавы перебрался в Ревель. Люди говорили, что тут не обошлось без разбитого сердца состоятельной панночки... Скорее всего врали — Томаш был слишком ленив для любовных утех. Поселился он в Ревеле без денег, родственников, без крыши над головой. Единственно, что у него было за душой — его таланты. Он умел варить пиво, таскать бочки с пивом и пить пиво. Однако давно люди говорят: что под звездами не происходит, все к лучшему. Через год Томаша Ченстоховски или Ченстохальски — кто этого пшека там разберет? — знал почти весь Ревель. Вернее не его, а кабачок «Тощую Эльзу», в котором хозяйничал старый еврей Дов-Бер, по прозвищу Соболь. С ним-то отец Томаса волею судьбы и сошелся. Получив любимую работу, а с ней крышу и стол, Томаш в благодарность придумал новый сорт пива — янтарного цвета, с карамельным привкусом. Вот этот пенный эль и свел с ума весь Ревель.

Заведение, где теперь обитал Томаш, было не из престижных. Близость порта не придавало кабачку респектабельности, но «Тощей Эльзе» прощалось всё: теснота, шум и ругань, низкие потолки в залах, клубы табачного дыма и не дающие себя лапать, тяжелые на руку разносчицы. Моряки и портовые грузчики, пролетарии и трубочисты, проститутки и купцы, врачи и солдаты, конторские и адвокаты, студенты — все сюда приходили, чтобы выпить кружку вторую-третью полутемного ароматного. Томаш варил зелье, Соболь его продавал, а публика не могла нахвалиться, требуя ещё и ещё. Каков был рецепт, что поляк подмешивал в сусло, никто не ведал, но эль был так хорош, что насытиться им было невозможно. Знать и дворяне, местные и приезжие офицеры, промышленники заказывали у Дов-Бера пиво бочками, маркированные печатью с изображением медведя и соболя. Скоро Ченстоховски-Ченстохальски, из-за ревельских острословов превратился в Чертыхальски. И я вам скажу по секрету, не зря: сколько идиотов, вытирая рукавом пенные усы, в липком пьяном угаре кричали: «Да за такое пиво не грех и душу продать!». И продавали — Дов-Бер времени зря не терял.

Несколько лет понадобилось отцу Томаса, чтобы почувствовать себя в Ревеле как дома. Когда уважение, набитый желудок, здоровый сон стали для него постоянными друзьями-спутниками, Томаш задумался о своем будущем. Что мужчине надо для полного счастья? Правильно — жена! И вот, наконец, у поляка появилась супружница. Родом из-под Староконстантинова. Звали её Альмой. Работала на Соболя. Давно вышла из поры цветения, красотой не отличалась. Метр от пола — дунь и упадет — но ве-е-едьма-а-а... Женщина злости необыкновенной.

Нескоро, точнее, в январе 1899 года, просто чудом родился Тихоня. Назвали его Тоомасом. Рождение сына Томаш почти не заметил — он уже давно жил в своем мирке. Вставал с третьими петухами, умывался, кушал, выпивал пивка, работал, выпивал пивка, кушал, и домой — слушать жужжание комара, летающего вокруг гиппопотама. Покивает, почешет пузо, покушает, выпьет пивка и на боковую. С годами Томаш ещё больше обленился. Заплыл жиром так, что брюхо и с пушки не пробьешь. Жена не могла мириться с тем, что муж её держит за ту собаку, что на цепи — тявкает, а укусить не может. Гордость и природная злость искала выход. Громоотводом стала родная кровинушка.

О матери Тихоня всегда вспоминал с неохотой. Говорил, что в младенчестве он по её воле должен был раз двадцать отправиться в мир иной. То покормить забудет, то уронит, то ошпарит во время купания. Нет, она не была зверем, просто... Как бы сказать подоходчивей... Между матерью и сыном происходила... война. Да, война. Тоомас рос не совсем нормальным. Вот, например, запеленает Альма сыночка потуже — тот был уж очень бойким — только отойдет от него, и вдруг или удариться об угол стола, или поскользнется, или нарвется на грубость посетителя кабачка — она снова подрабатывала в «Тощей Эльзе». Вначале не обращала на такую связь внимания, а когда шишки, ожоги, порезы, подзатыльники сложились в систему, Альме стало страшно. Как в такое не верить? Забудет покормить младенца и тут же расплата — порвется любимая выходная юбка. Накричит на сыночка — и в этот же день следует выволочка от Соболя. Стоило ей мальца чуть-чуть ударить — хоть на улицу не выходи — получит по зубам или под коня попадет, и хорошо, если отделается только ушибами и синяками.

Альма, надо признаться, от природы была упертой. Угроза получить по хребту её не останавливала. Очень скоро мать превратилась во врага плода чрева своего. Называла она сынка как угодно, но не по имени. Тоомас у нас часто бывал выблядком, уродом, сволочью, антихристом, сотоной и... Ах, да, чуть не забыл — чортовым отродьем или просто чортом.