Томас Мюнцер

Альштедт лежал во владениях саксонских князей, курфюрста Фридриха и его брата и соправителя герцога Иоганна. Главными должностными лицами в городе были шоссер, сборщик налогов, и шультейс, выполнявший судейские обязанности. Шоссер жил в замке с челядью и писарями. Его звали Ганс Цейс. Человек умный и образованный, он был знаком с Лютером. Томаса он встретил благожелательно: наконец-то и в Альштедте появился ученый магистр. Он искал наставлений в вере. Мюнцер частенько беседовал с ним: было очень важно, чтобы столь влиятельный Цейс не чинил бы ему препятствий. Шоссеру Мюнцер положительно нравился.

После тяжелой зимы на долю Томаса выпала чудесная весна. Незадолго до его появления в Альштедте здесь нашли убежище несколько монахинь. Они отказались от сана и захотели жить в миру трудом собственных рук. Одну из них звали Оттилия. Мюнцер сразу ее заметил: она отличалась редкой красотой. Что заставило ее пойти в монастырь? Родители? Нет, это была ее воля. Она всем сердцем стремилась к правде, горела желанием служить людям. Монастырская жизнь принесла ей горькие разочарования. Она искала святого бескорыстия, когда ближнего и впрямь любят больше, чем самого себя, а нашла лицемерие, ненасытную жадность, бесстыдный обман, тунеядство.

Проповеди Мюнцера потрясли ее до глубины души. Попы и книжники на самом деле превратили Христа в чучело, в намалеванного человечка, настоящую веру они заменили вымышленной, живой голос бога — мертвой буквой. Оттилия часто говорила с Мюнцером. Мир нуждается в перевороте! Только когда угнетатели и обманщики будут повержены, люди смогут так перестроить жизнь, что все будет подчинено общей пользе. Истинная вера и есть борьба за осуществление этой святой и великой цели.

Томас задумался не на шутку. Гонения, нужда, побеги, неприкаянность. Часто кровом ему служил стог сена, заброшенный овин или шалаш пастуха. Неделями на его башмаках серела пыль рискованных и длинных дорог. Власти быстро распознавали в нем смутьяна, совратителя, еретика. Но он любил эту жизнь, полную опасностей и тревог, и ни за что ре променял бы ее на богатый приход, на обильные профессорские хлеба или придворную должность. Он был счастлив большим и суровым счастьем человека, который готов ради своего дела пожертвовать всем, даже жизнью.

Он мучительно размышлял об Оттилии. Разделить с ней свою судьбу? Он строго испытывал себя. Где границы разумного самоотречения? И что сейчас, когда соки бегут под корой деревьев, лишает его внутреннего покоя? Глубокая и чистая, как родник, любовь или коварное томление, которым полны весенние ночи? Он учит, что люди должны подавлять в себе страсти и во имя общего отрекаться от личного. Не готов ли он сам себя опровергнуть?

Трудную жизнь может он пообещать Оттилии. Но он не изменит себе. Он не похож на радостного жениха, забывшего обо всем на свете, кроме своей избранницы. Он придет к ней со своими муками, сомнениями, надеждами, со своей великой верой в нелегкую, но неминуемую победу.

Оттилия стала его женой. Книги, которые она читала вместе с Томасом, не мешали ей отлично вести хозяйство.

Позор, позор! Новая работа Лютера называлась «О светской власти, в какой мере люди обязаны ей повиноваться». Не недавние ли споры со Штюбнером и Шторхом заставили Мартина еще раз изложить свою точку зрения? Или правда, что он выполнял лишь волю герцога? Но что это меняет? В Веймаре, при дворе, он произнес две проповеди. Затем издал их с посвящением герцогу. О Мартин, Мартин, продал ты свое первородство за чечевичную похлебку! Крепка у тебя вера, которой ты похваляешься, но годится она только на то, чтобы защищать угнетателей.

Доктор Лютер доказывал, что в мирских делах крайне необходимо слушаться законных правителей. Сейчас все громче раздаются голоса, требующие упразднения властей. Почему один христианин обязан подчиняться другому? Опаснейшие мысли! Если бы не было меча карающего, то рухнул бы весь миропорядок. Злодеи только и сдерживаются, что страхом наказания. Лютер не жалел мрачных красок: «Не будь этого, то ввиду всеобщей распространенности зла — среди тысячи найдется едва ли единственный христианин! — один пожирал бы другого и никто не мог бы обзавестись женой и детьми, не мог бы добывать себе пропитания и служить господу. Мир превратился бы в пустыню».

Рисуя подобные картины, Лютер намеренно искажал взгляды своих противников, которые требовали не уничтожения всякой власти вообще, а передачи ее народу.

«Светский меч, — поучал Лютер, — полезен и необходим всем людям для охраны мира, для кары за преступления и защиты от злых. Поэтому-то христианин и платит подати, почитает начальство, служит и помогает ему, делает все, что идет на пользу светской власти, дабы ее не забывали, чтили и боялись».

«Цени меч и светскую власть не менее супружества, земледелия, ремесла и прочих установлений бога. Если господу можно угодить в супружестве, землепашестве, ремесле, так можно угодить ему и в применении власти».