Томас Мюнцер

Ну, кто прав! Он так и знал, что из затеи Штюбнера ничего путного не выйдет. Теперь еще Шторх собирается в Виттенберг. Напрасная трата слов! К каким бы сильным аргументам они ни прибегали, все тщетно. Мартин крепко вцепился в библию. Он от своего не откажется. Ему с его талантами ничего не стоит вывернуться из любого положения. Сколь бы тяжкими для него ни были эти споры в его келье, он никогда не признает поражения и все равно будет хвастаться, что дал своим противникам по носу.

Его уже не переубедить. Лютер вернулся из Вартбурга как верный прислужник курфюрста. В этом была своя логика. Отказываясь от мысли о народном восстании, он неминуемо должен был искать поддержки властителей. Или с народом против князей, или с князьями против народа.

Глубоко возмущенный Томас писать Лютеру сейчас не мог. Он адресовал письмо Меланхтону. Нельзя ограничиваться только книжным пониманием веры. В таком случае вся теология не стоит и обола! Прикрываясь словами о снисхождении к слабым, Лютер на деле выполняет волю курфюрста. Близятся решающие дни. Скоро придет время браться за серпы, чтобы отделить добрую пшеницу от злых плевел. Не угодничайте перед правителями вашими. Лето уже на пороге!

На Вормсском рейхстаге, отказываясь отречься от своих взглядов, Лютер бросил фразу, которая стала крылатой: «На том стою, и не могу иначе». Завершая письмо Меланхтону, Мюнцер в латинский текст включил немецкие слова. Они звучали иронически: «О изнеженные книжники, не гневайтесь, я не могу иначе!»

Как все меняется! Человек, который долго казался источником всяких смут, выступал словно уполномоченный имперского правительства. Советники Карла вдруг узрели в Лютере «мощный элемент порядка». Первейший еретик и исчадие ада взял на себя — насмешка судьбы! — роль пособника папистов.

Теперь основную опасность своему делу Лютер видел не в кознях римской курии и не в позиции императорского двора. Весь свой пыл, всю свою страстность, свой исключительный дар полемиста и проповедника он обратил против людей, еще недавно считавших его духовным вождем и соратником. Нет, нет, он и знать ничего не хочет о новых пророках. Они начинают с похвальбы, что лично беседуют с богом, а кончают призывами к мятежу и кровопролитию. Он передергивал, как только мог, — изо всех сил старался представить Мюнцера и его сторонников юродствующими фанатиками. Руками и ногами открещивался он от тех, кто носится с замыслами восстания. Недаром еще в «Верном предостережении» он подчеркивал, что никогда не будет поощрять бунта. Если есть склонные к мятежу люди, которых считают его последователями, то тут он ни при чем. Многое ведь творят и паписты именем Христовым.

Возвратившись в Виттенберг, Лютер обрушился на преступные новшества фанатиков. Он судил всякое проявление бунтарского духа. Даже реформа церковных служб преждевременна и должна быть отменена. Он восстановил старые обряды — сделал именно то, что требовало от курфюрста имперское правительство. Иконы, которые не были разбиты и сожжены, водворены на прежние места.

Доктор Мартин любил рассуждать о праве человека свободно излагать свои мнения. Но чего стоила провозглашенная им свобода! Инакомыслящим Лютер не давал открыть и рта. Действуя исподтишка, он добился, что курфюрст запретил Карлштадту выступать с проповедями. Он яростно нападал на идеи, которые находил вредными. Все, с чем он был не согласен, он объявил лжеучениями, дьявольскими выдумками, фанатичным бредом. Каждого, кто хотел идти дальше его, Лютера, он стал поносить как опаснейших фанатиков, вредных мечтателей и бесноватых фантастов.

В конце апреля Лютер вместе с епископом мейссенским и еще одним видным папистом-профессором — подходящая компания — отправился в поездку по стране. Он помогал восстанавливать католические обряды и искоренял в душах верующих ростки крамолы и непокорности. Неспроста он несколько дней подряд выступал в Цвиккау с проповедями. Он весьма старался, но не был уверен в успехе. Ему пришлось признать, что жители города очень сильно заражены пагубными идеями Мюнцера.

Тяжелый это был год. Бесконечные дороги, постоянные опасности, лишения, горькая нужда. Но Томас не жаловался: святое дело требует самоотверженности. Он не жил подолгу в одном и том же городе. Иногда он уходил сам — широка Германия, и везде нужны слова правды! — но чаще ему приходилось убираться не по собственной воле. Среди сотен людей, которых он хотел приобщить к борьбе, нередко встречались доносчики и соглядатаи.

Летом он обосновался в городке Нордхаузен, но пробыл там недолго и уже в сентябре был вынужден его покинуть. Он ходил по Тюрингии и Саксонии и распространял идеи народной реформации. Его всегда окружали слушатели,

В чем настоящая вера? Книжники твердят, что в духовном царстве все христиане равны и свободны, а на земле каждый должен довольствоваться существующим. Для спасения души неважно, кто ты — раб или властитель. Крепостной, если он истинно верующий, уже свободен. Поэтому надо в этом мире терпеливо сносить и неравенство и несвободу.