Пропагандистская поездка Мюнцера оказала несомненно существенное влияние на организацию народной партии, отчетливое установление ее требования в апреле 1525 года.
Из Мюльгаузена Томас Мюнцер направился в Нюрнберг, но оставаться в этом городе он не предполагал. Известия, приходившие с разных сторон, убеждали Мюнцера, что близок день народной революции. Нюрнберг являлся только первым пунктом пропагандистской поездки Мюнцера.
Со страхом наблюдали враги за деятельностью неутомимого агитатора, приобретавшего все большее и большее влияние на движение народных низов. Лютер, узнав о появлении Мюнцера в Нюрнберге, воскликнул: «Тут бродит сатана, дух из Альтштедта».
Мюнцер пришел в этот город не случайно; у него, была важнця цель: здесь он хотел издать свое новое сочинение. Об этом Мюнцер писал в Эйслебен другу своему Христофору Н.: «Я мог бы сыграть хорошую штуку в Нюрнберге, если бы хотел, как меня обвиняют, вызвать восстание; но я докажу всем своим противникам, что это неправда, и они не смогут возражать мне. Многие из нюрнбержцев советовали мне проповедывать, но я ответил им, что пришел не для этого, а чтобы ответить печатно».
Новое произведение Мюнцер назвал: «Тверди обоснованная защитительная речь». Но, вопреки названию, содержание ее являлось скорее жестким нападением на княжескую власть и на того, кто был ее оруженосцем, — на Лютера. В цитированном выше письме сказано, что, когда власти узнали о книге, «у них зашумело в головах. Им нравится хорошая жизнь, пот ремесленников сладок; но сладость эта может сделаться горькой, как желчь. Тут не помогут никакие размышления, никакие увертки, истина должна открыться; им не поможет, что они цитируют строки из евангелия; когда люди голодны, они должны есть».
В этом произведении Мюнцер подвергает резкой критике систему феодализма.
«Самое ужасное на земле то, — пишет он, — что никто не хочет помочь несчастной бедноте, сильные делают, что хотят… Посмотрите. Главной поддержкой ростовщичества, воровства и грабительства являются наши владыки и князья. Они присвоили себе в собственность все живущее. Рыбы в воде, птицы в воздухе, растения на земле — все принадлежит им. А потом они распространяют среди бедных заповедь господню и говорят: «бог сказал — не укради», но они сами не следуют этому. Таким образом они притесняют всех людей, они грабят всех живущих бедных земледельцев и ремесленников. Но когда простой человек берет самую ничтожную вещь, его вешают за это, а доктор Люгнер [лгун, — намек на Лютера] приговаривает при этом: «аминь». Эти господа сами восстанавливают против себя бедных людей, — они не хотят устранить причину возмущения, и поэтому продолжительное спокойствие невозможно. За эти слова меня называют бунтовщиком, и пусть!»
Мюнцер восстает против неограниченности княжеской власти и противопоставляет ей общину как истинную носительницу демократической власти.
«Я ясно изложил князьям, что целая община имеет власть поднять меч и обладает ключом к разрешению грехов… что князья не владыки, а слуги меча [общественной власти], они не должны делать так, как им хочется, но поступать по справедливости. Поэтому, по старому хорошему обычаю, народ должен присутствовать, когда кого-либо судят по закону божию. Для чего это? Для того, что если бы власти захотели вынести неправильный приговор, то присутствующие христиане должны не признавать его и не допускать его выполнения, ибо бог потребует отчета в неповинной крови».
Но борьба против феодалов невозможна без разоблачения того, кто пытается отвратить гнев народа от князей. Мюнцер с яростью нападает на Лютера и показывает народу истинное лицо этого ренегата. С поразительной для своего времени ясностью критической мысли он вскрывает истинные мотивы выступлений и действий Лютера и обнаруживает классовую сущность происходящей борьбы. Он издевается над противником, спрашивая его: «Почему ты называешь князей светлейшими? Это звание принадлежит не им, а Христу. Почему ты зовешь их высокодержавными? Так не подобает говорить христианину». И шаг за шагом он разоблачает Лютера. «Бедные монахи, попы и торговцы не в состоянии обороняться, потому-то ты и можешь их вволю бранить. Но безбожных правителей, по-твоему, никто не смеет трогать, хотя бы они попирали Христа ногами». Лютер только рисуется своим бесстрашием, на самом же деле он хитрый лицемер. В Лейпциге и Вормсе он выступал с смелыми речами только потому, что рассчитывал спрятаться за широкие спины князей, которым его проповеди обещали монастыри и церковные владения.