Томас Мюнцер

Догадливый шультгейс, заслышав набат, быстро понял, в чем дело. Верно его переговоры с Цейсом известны этим хитрым проповедникам. Цейсу хорошо за стенами своего замка: там, за городом, он в безопасности, а шультгейсу угрожают серьезные неприятности. Накинув плащ и нахлобучив на глаза Шапку, он пробирается по темным улицам, надеясь скрыться в замке Цейса. Но по требованию горожан ворота Альтштедта закрыты, и страже приказано не впускать и не выпускать никого. Раз нельзя бежать, то нет смысла и скрываться — у союза защитников ецангелия длинные руки и слишком много глаз и ушей. Шультгейс приосанивается — он все-таки начальник в городе — и спешит к церковному двору. За церковной оградой шумит и волнуется людское скопище. Сколько здесь вооруженных людей, какие гневные и решительные лица! Даже женщины и те сбежались сюда, захватив с собой вилы и грабли. В добрые старые времена народное право гласило, что за убитую женщину должно заплатить пеню вдвое большую, чем за убитого мужчину, по той причине, «что она не может защищаться оружием». Показать бы им теперь этих прихожанок уважаемого магистра Томаса. Нет, этот Мюнцер опасный человек, и Цейс был прав, когда в последний раз говорил, что надо добиться у курфюрста изгнания его из города. Только этот Цейс трус и сам ничего не в силах предпринять, он будет еще долго писать жалобы, а Мюнцер будет действовать и мутить народ. Но он, шультгейс, мужественнее и умнее этого толстяка Цейса. Смотрите, толпа перед ним расступается, он поднимается на церковное крыльцо, народ смолкает, и он может говорить. Строго, начальническим тоном шультгейс спрашивает о причине вооруженного сборища.

Что кричит ему этот всклокоченный и грязный подмастерье? «Скажи покороче, стоишь ли ты за евангелие или хочешь противиться ему? Если бы только шоссер (Цейс) попался к нам в руки!» Толпа одобрительно гудит, потом грозно стихает, ожидая ответа. Всматриваясь в толпу и видя горящие фанатизмом глаза, сумрачные лица и стиснутое в руках оружие, шультгейс сразу падает духом. Он лепечет жалкие слова, обещает справедливо рассмотреть их требования и клянется в своей верности евангелию. Его отпускают целым и невредимым.

Всю ночь в Альтштедте горят костры, всю ночь вооруженные люди ходят по улицам, — город готов к борьбе. Утром прибывает посланный шоссера. Представитель княжеской власти спрашивает горожан, что значил набат и почему происходят волнения в городе. Вожаки иронически отвечают ему, что они собрали общину для обеспечения порядка.

Перепуганный Цейс отсиживался в замке. Напрасно альтштедтцы вызывали его в город для переговоров, обещая охрану и даже присылку в замок заложников. Цейс отмалчивался и выжидал. Вести, приходившие из города, были неутешительны. Альтштедт превратился в вооруженный лагерь. В город со всех сторон стекались приверженцы Мюнцера, также готовые оказать помощь учителю и горожанам. Пришли и горнооабочие, спрашивали, не напал ли кто на магистра Томаса и не терпят ли горожане несправедливости за евангелие. Все это говорило о широкой популярности и большом влиянии Мюнцера.

Наконец Цейс решил начать переговоры, очевидно, только для того, чтобы отвлечь внимание альтштедтцев, следивших за его замком. Выбрав благоприятный момент, 1 5 июня, он взвалил свое тучное тело на коня и поскакал в Веймар к своему повелителю, герцогу Иоанну, надеясь здесь найти поддержку и защиту. Но герцог был в от’езде. Напрасно прождав его три дня, Цейс возвратился обратно. Этим административная твердость Цейса и его решимость проводить политику сильной рукой исчерпывались. В письме к герцогу он уже просил разрешения освободить арестованного Кнаута.

У герцога зародилось подозрение — не изменяет ли князьям его верный слуга и не находится ли он в стачке с магистратом непокорного города, а может быть, и с самыми главарями бунта. И герцог просит своего могущественного брата вызвать Цейса к себе для допроса. Можно представить, как жалок был этот трусливый и хитрый толстяк перед грозными очами самого курфюрста Фридриха. К сожалению, нет документов, которые рассказали бы о допросе, но ясно, что у князя в Лохау, вдали от своих непокорных подданных, он выставил главным виновником всех альтштедтских бед проповедника Томаса Мюнцера. Эти обвинения Цейс подтвердил в письме к курфюрсту от 26 июня, в котором предлагал выслушать Мюнцера о сущности его учения на открытом собрании и, если это учение будет признано предосудительным, изгнать проповедника из города. «Если против таковых мнений не выступить в наисильнейшей степени, то он со своим учением, которое столь мощно вширь идет, соберет такое число последователей из простого люда, что придется потратить много усилий и труда, и будет в нашем городе столь великое возмущение, что я не в силах буду мире и безопасности отправлять долее свою должность, полученную от вашей курфюршестской милости».