О договоре Новагорода с немецкими городами и Готландом, заключенном в 1270 году.
Немногие страницы этой брошюрки, написанные самим автором, скомпилированы из сочинений, написанных до него о сношениях Новгорода с Ганзою и Готландом; большая половина книжки занята текстом договоров, перепечатанных из сочинения Сарториуса о Ганзе, и переводами этого текста с старинного нижненемецкого языка на новый немецкий и русский. Главным достоинством сочинения было бы то, если бы переводы были верны. Но автор, не зная старинного нижненемецкого наречия, поручил другому перевесть договоры на новый немецкий; другой этот также не всегда понимал текст и сделал довольно много ошибок; с этого ошибочного немецкого перевода сделал г. Андреевский русский перевод, в котором повторились ошибки немецкого. Нам кажется, что автор или должен был употребить два-три дня, чтобы привыкнуть разбирать язык подлинника (что не представляет почти никакого труда знающему по-немецки), или избрать для своего сочинения предмет более знакомый.
Краткая русская история для простолюдинов.
Эта миньятюрная книжечка, доступная по своей цене людям того сословия, для которого предназначена, написана языком простым и понятным. В доказательство нашего отзыва выписываем ее начало.
«Слава богу, ребята, теперь уже много между вами позавелось грамотеев: кто читает бойко церковные и гражданские книги, а кто, пожалуй, коли придется, напишет не хуже иного писаря. Все это ладно. А скажите-тко мне: приходилось ли вам слыхать, откуда взялось и как началось славное царство русское, и какие у нас были сперва государи? Небось не каждый известен об этом. Умные люди давно уже записали все это и знают как «отче наш»; господские дети, почитай, едва выдут из пеленок, а уже расскажут тебе по пальцам, что и когда делалось на белом свете: стало быть, и нам надо знать про свою старину, про свои бывальщины, которые по-книжному называются историей. «Что знаешь, за плечами не носишь» — говорит пословица; а что же поваднее знать каждому доброму человеку, как не дела своих предков. Пожалуй, все вы знаете, что рассказывал отец или дед, — а дальше стон! Примером зайдет речь о татарах… когда они были? кто их победил? — Вот-те и стыдно станет, потому что не знаешь, какой дать ответ. Аль чего лучше? — спросят: когда, мол, предки наши приняли христианскую веру? И того не знаешь. Еще стыднее».
Это убеждение в том, как стыдно не знать своей истории, написано очень недурно.
<ИЗ № б «СОВРЕМЕННИКА» >
Азовское сидение.
Немногие счастливцы, которым судьба позволила прочесть предпоследнее произведение г. Кукольника, «Маркитантку», где под предлогом воспоминаний о войне с Карлом XII и Полтавской битве столь наивно и трогательно изображена прелесть милой Тани, на сцене доказывающей своему жениху, что она невинна, и героизм ее матери, лопатою побивающей Карла или Левен-гаупта, — эти немногие могут полагать,"что угадают вперед достоинства новой пьесы известного нашего драматурга и романиста. Но, думая так, они ошибутся. Первое важное преимущество «Азовского сидения» над прозаическою «Маркитанткою» состоит в том, что это «историческое сказание в картинах» писано стихами, каких еще никогда не бывало на русском языке. Вот пример. Донцы Кумшатный и Шершило беседуют с запорожцем Зарембою, который говорит, что ему пора отдохнуть от войны и жениться; Кумшатный отвечает:
Пора-то давно пора, только не туда попалі Ты нам не станичник; ты даже не наш Козак. Какая козачка за тебя выйдет?
Разве из ясырок некрещеных жену поймешь;
А козачка, что называется козачка… дудки!
Правда, прибавляет луганский козак Терешка Лещина, поэт, говорящий ломаным малорусским языком, — не пойдет козачка за запорожца; запорожцы злодеи, они разорили нашу Лугань;
Була сторонка людная, а теперь лысая.
От злодеив запорожьских повтикали.
Бодай вам добра не було, племя ведмежье!
Только мини и осталось от солодкого краю,
Що бандура, та сердьце. Нема у мене ни роду, нн хаты,
Не чужой я и на чужой сторонци — бо у меня бандура.
Тая бандура на всих языках знае,
У мене голос, чистый голос, слезами вымыт,
У мене память — не забуди Лугани!
Не забудут добрый люди песень Терсшки,
Зачуют и у дьявольской Сечи голос Лещины.