Том II

Но сам г. Стасюлевич говорит, что греки ненавидели латинцев; что вступали с ними в союз, всегда ненавистный для греков и мгновенный, только потому, что должны были искать каких бы то ни было союзников, хотя б и ненавистных, для защиты Константинополя от турок, и как скоро была хоть малейшая надежда на спокойствие со стороны турок, греки разрывали союз с латин-цами и давали полный простор своей ненависти к ним. Не ясное ли дело, что г. Стасюлевич, в приведенном выше объяснении, причину (вражду Магомета) ставит следствием, а следствие (минутный и насильственный союз с латинцами) причиною? Все факты в его собственной книге противоречат его объяснению. Он сам говорит, что греки не питали ненависти к туркам, а смертельно ненавидели латинцев; если б Мухаммед II хотел уничтожить латинское влияние в Византии, он достиг бы этого (как много раз и случалось прежде), дав хотя минуту спокойствия Византии.

И неужели можно думать, что Мухаммед II не желал завоевать Византию, а был принужден к тому? Это необыкновенно странно. Турки только и жили завоеваниями, расширение границ было единственною мыслью их. И не проще ли всего думать, что, постепенно отнимая одну область за другою у православных (греков и сербов) на Балканском полуострове, турки думали просто о завоевании этих областей, о грабеже, дани и владычестве, а не о том, приятно или неприятно это будет латинцам. Кажется, очень натурально думать, как и доказывают все без исключения факты турецкой истории XV–XVI столетий, что турки, делая завоевания, искали именно добычи и завоеваний. Неужели стремление завоевать последний город, оставшийся у греков, не было естественным следствием завоевания всех греческих областей? И мог ли честолюбивый Мухаммед II быть покоен, пока не завоевана им столица завоеванного царства?

Против латинян или против греков вел Мухаммед II осаду Константинополя, кажется, очень ясно видно из того, что он осаждал греческую часть города, а с латинским предместьем его, Галатою, и не думал начинать вражды. Г. Стасюлевич сам прекрасно это говорит: «ближайшие соседи осажденных греков, Галатские генуэзцы поступили коварно: они объявили себя нейтральными, а во время осады даже помогали тайно туркам».

Далее следует вопрос: отчего осада Византии была так продол-

641

41 Н. Г. Чернышевский, т. II

жительна? Это совершенно объясняется тем, что Византия была крепость довольно сильная и в неприступном почти местоположении, а турки не умели осаждать крепостей не только тогда, но и ныне. А тогда они, кроме того, не умели даже и стрелять из пушек — все это говорится у самого г. Стасюлевича на каждой странице. Можно ли скоро взять крепость, не умея стрелять из пушек? Кажется, это объяснение совершенно достаточно. Но г. Стасюлевич им недоволен. Причиною медленного хода осады он полагает то, что верховный визирь, Галиль-паша, с ведома султана помогал грекам и противился султану во всем, будто бы равный равному. Галиль-паша мог считать осаду Византии предприятием ошибочным, мог благоприятствовать грекам, но противиться султану! — за это он был бы казнен и по нынешним европейским законам, не только по турецким обычаям, был бы казнен самым хладнокровным полководцем, не только неукротимым Мухаммедом II. Напрасно г. Стасюлевич без всякой критики принимает за положительный факт каждое реторическое выражение, находимое у греческих писателей. Он, впрочем, постоянно высказывает слишком некритическую доверчивость каждому их слову. Так, выписывая из греческого летописца длинные разговоры султана с тем или другим визирем, он постоянно предполагает, что разговор этот записан с дипломатическою точностью, будто бы летописец сам присутствовал в палатке султана, — возможна ли такая доверчивость? Кто имеет понятие о византийских историках, знает, что они сами сочиняли разговоры, иногда по темным слухам о их содержании, иногда просто на основании слуха, что был разговор неизвестно о чем, иногда, наконец, просто по собственному соображению. Таков был их способ изложения. С ним знаком всякий, кто раскрывал не только какого-нибудь византийца, но хотя нашего Нестора.