Том II

Бродя долго по этому разрушению, я подошел нечаянно к остатку нижней стены исполинского Аммонова храма; — и как велико было мое удивление, когда я открыл на разбитой гранитной картине очень малого размера и от которой осталась только нижняя половина — изображение победителя, наступившего пятою на главу простертого под ним еврея. Народные черты лица израильтянина поразительно сходны… Подобное открытие Шамполиона тотчас заставило меня узнать в этом изображении библейское событие о нашествии фараона Сесака на Иерусалим. Важность этого дополнения к открытии} Шамполиона заставила меня немедля взяться за карандаш. Я со всевозможною верностью срисовал этот достопримечательный бареллеф. Пред фараоном едва видны две фигуры: стоящая на коленях, а другая, как бы просящая пощады. Происходящая сцена изображена на вари или священной барке» (II, 126–132).

От Фив автор продолжает Путь свой до больших нильских порогов, описывая развалины Элефантины, Филе, Ипсамбула и множества других древних городов, изображая нравы нубийцев и картины дикой и величественной природы их страны. Наконец, начертав на крайней точке своего пути, над пропастью, на стене скалы Эбшир, обращенной к родному северу:

Alme soll possis nihil Russia Visere majus!

(О солнце! да не видишь ты величия равного величию России— примененные к родине стихи из Carmen Saeculare, Горация:

Alme sol…

Poss-s nihil urbe Roma

Visere majus!)

пускается в обратный путь. Снова осматривая во всей подробности развалины Ипсамбула, он открывает, при сличении Шамполь-

иона с Геродотом, эпоху и цель построения знаменитого ипсам-бульского храма, видя в нем памятник побед Сезостриса в Эфиопии и опровергая ошибочное, основанное только на созвучии, сближение «Ипсамбул» и «Псамметих», предлагаемое Вилькин-соном и Риттером.

«Читая шамполионовы объяснения иероглифических картин Ипсатибула и заглянув в Иродота, мы приходим к заключению, что храм Ипсамбула 'l создан Сезострисом в воспоминание опасностей, которые он избежал при покорении Эфиопии. Выпишем строки Иродота: «Из всех египетских царей один только Сезострис царствовал над Эфиопиею. Он соорудил каменные статуи перед храмом Вулкана' в память избегнутых нм опасностей» (Lib. II,

§ 110). То же самое говорит Диодор, определяя даже место побед Сезостриса: «в первой Эфиопии» (Lib. I, § 55), то есть в Нубии, между первыми и вторыми порогами Нила. Троглодиты именно названы у Стравона в числе народов, покоренных Сезострисом… Эти колоссы (стоящие перед храмом) суть истинные портреты Сезостриса: их лица совершенно сходны с лицом поверженного колосса Мемфийского, который был воздвигнут в память побед Сезостриса над эфиопами» (II, 233–236).

В Дакке описывает путешественник греческие надписи, неизвестные Летронну (II, 259–261), и, срисовав в Келабше интересный фреск, драгоценный, как памятник первых веков христианства, и изображающий торжество святой мученицы, преданной пламени (II, 271), прощается с Нубией, которая столько веков закрыта была от нас завесою тайны и которая, прибавим, так хорошо известна нам теперь, благодаря трудам таких ученых, как автор «Путешествия по Египту и Нубии». О.бозрев Элетию, Эсне, вторично Фивы, Дендерах с его знаменитым зодиаком, который объясняет очень проницательно, Абидус, монастырь Эль-Боххара, ученый путешественник достигает области Фаюм, которую подробно исследует в подтверждение своему мнению о протяжении „Меридова Озера (пространство которого определяет он так, что вполне подтверждается основательность известий Геродота и Страбона), и, наконец, чрез Каир, Мансуру и Дамьят отправляется в Палестину.

Наш очерк, слишком краткий, и наши выписки, по необходимости, слишком малочисленные, могут, однакож, до некоторой степени показать, какую важность в ученом отношении имеет «Путешествие по Египту и Нубии»; не говорим уж о том, что автор вполне знакомит нас с важнейшими результатам^ открытий, сделанных новейшими учеными: мы видели, что на каждом шагу он исправляет и дополняет их собственными открытиями, собственными исследованиями. Мы ограничились указанием немногих примеров; если б мы захотели перечислить все, нам должно было бы по нескольку раз ссылаться на каждую главу, почти на каждую страницу сочинения, классическое достоинство которого давно уж признано. Но неполный обзор наш был бы слишком односторонен, если б мы, обращая главное внимание на ученую важность книги, опустили из виду ее повествовательную

часть. Интересные путевые встречи, картины природы, изображенной с поэтическим одушевлением, личное знакомство с замечательнейшими людьми нового Египта, беседы с Мехмедом-Али и Ибрагимом, частые разговоры с Клот-беем, Солиманом-пашою и многими другими придают живую занимательность рассказу. Выпишем зіесь по нескольку строк из двух сцен, изображающих пер. вые свидания путешественника с знаменитым вице-королем Египта и его храбрым сыном.