«Виде, — глаголаше, — въ раи князя великаго Ивана Даниловича»; нарицаху же его Калитою[69] сего ради: бе бо милостивъ зело и ношаше при поясе калиту, всегда насыпану сребрениць, и, куда шествуя, даяше нищимъ, сколько вымется. Единъ же отъ нищихъ вземъ отъ него милостыню, и помале той же прииде,[70] онъ же и вторицею дасть ему. И паки, отоинуду зашедъ, просяше, онъ же и третие дасть ему, рече: «Възми, несытый зеници». Отвещавъ же, онъ рече ему: «Ты несытый зеницы: и зде царствуешь, и тамо хощеши царствовати». И отъ сего яве есть, яко отъ Бога посланъ бяше, искушая его и извещая ему, яко по Бозе бяше дело его, еже творить.
О видении сна великого князя Ивана Даниловичя
Сий виде сонъ: мняшеся ему зрети, яко гора бе великая, на верху еа снегъ лежаше; и зрящу ему, абие, истаявъ, снегъ изгыбе, и помале такоже и гора изгибе. Възвести же видение преосвященному митрополиту всея Русии Петру.[71] Онъ же рече ему: «Чадо и сыну духовный! Гора — ты еси, а снегъ — азъ. И преже тебе мне отойти отъ жизни сеа, а тебе — по мне». И перьвее преосвященный митрополитъ всея Руси Петръ преставися, въ лето 6834, декабря въ 21, а князь великий Иванъ Даниловичь 849-е преставися. И добрыхъ ради его делъ преже реченная инокини виде его въ раю.
И шедъ же оттуду и места мучнаго не дошедъ, и виде одръ и на немъ пса лежаща, одеяна шубою соболиею. Она же въпроси водящаго ея, глаголя: «Что есть сие?» Онъ же рече: «Се есть щерьбетьника сего гарянинъ, милостивый и добродетелный. Неизреченныя ради его милостыни избави его Богъ отъ муки; и яко не потщася стяжати истинную веру и не породися водою и Духомъ, недостоинъ бысть внити въ рай, по Господню словеси: “Иже не родится водою и Духомъ, не внидетъ въ царство небесное”.[72] Толико же бе милостивъ: всехъ искупая ото всякия беды и отъ долгу, и пускаше, и, по ордамъ посылая и плененыя христианы искупуя, пущаше; и не точию человеки, но и птица, ото уловившихъ искупуя, пускаше. Показа же Господь по человеческому обычяю: зловериа ради его — въ песиемъ образе, милостыни же честное — многоценною шубою объяви, еюже покрываемъ, избавление вечныя муки назнамена. Тамо бо и неверныхъ душа не въ песиемъ образе будуть, ниже шубами покрываются, но, якоже рехъ, псомъ зловерие его объяви, шубою же — чесное милостыни. Виждь ми величество милостыни, яко и невернымъ помогаетъ!»
О Витофте[73]
Потомъ же веде ея въ место мучениа, и многи виде тамо въ мукахъ, ихже сложиша по житию, — и обретеся истинна. Виде тамо во огни человека, велика суща въ здешней славе, латыньския веры суща, и мурина страшьна,[74] стояща и емлюща клещами изо огня златица, и въ ротъ мечюща ему, и глаголюща сице: «Насытися, окаанне!» И другаго человека, въ сей жизни прозваниемъ Петеля, иже у велика зело и славна человека любимъ бе, и отъ таковыя притча неправедно стяжа множество богатьства, — и того виде нага и огоревша, яко главню, и носяща обоими горьстьми златица, и всемъ глаголаше: «Возмите!» И никтоже рачаше взяти.
И сиа показана бысть человеческимъ же обычаемъ, яко неправды ради, и лихоимства, и сребролюбиа, и немилосердиа таково осужение приаша. Тамо бо осуженныи не имуть ни златиць, ни сребрениць, и даемы — никтоже требуетъ ихъ взяти, но показа Господь темъ образомъ, чего ради осужини быша; не точию же техъ, но и добродетели прилежащихъ телеснымъ образомъ показуетъ, чесо ради спасени быша.
О милостыни
Глаголаше же и се блаженый отец нашь, яко: «Можетъ и едина милостыни спасти чловека, аще законно живетъ. Слышахъ некоего чловека, яко до скончаниа живота творяше милостыню, и, скончавшуся ему, — якоже некоему откровено бысть о немъ, — приведенъ бысть къ реце огненей, а на другой стране реки — место злачно, и светло зело, и различнымъ садовиемъ украшено.[75] Не могущу же ему преити въ чюдное то место страшныя ради реки, и се вънезапу приидоша нищихъ множество, и предъ ногами его начаша ся класти по ряду, и сътвориша яко мостъ чрезъ страшную ону реку — онъ же преиде по нихъ въ чюдное то место».
Можаше бо Богъ и безъ моста превести реку ону. Пишетъ бо о Лазаре: несенъ бысть ангелы на лоно Авраамле, аще и пропасть велика бе промежу праведныхъ и грешныхъ, и не потребова мосту на прешествие; но нашая ради пользы, таковымъ образомъ показа осужение грешныхъ и спасение праведнаго, яко да увемы, чесо ради осужени быша, такоже яви, чесо ради праведный спасенъ бысть.
Подобно тому и въ «Беседахъ» Григориа Двоесловца писано: чрезъ реку огненую мостъ,[76] а на немъ искусъ, грешныи же въ томъ искусе удержани бываху отъ бесовъ и во огненую реку пометаеми; а на той стране реки тако же место чюдно и всякими добротами украшено. Праведнии же не удержани бываютъ темъ искусомъ, но со многимъ дерзновениемъ преходятъ въ чюдное то место. И ино многа тамъ писано и праведныхъ и о грешныхъ, по человеческому обычаю показаемо.
О князе Георгие Васильевиче[77]