Том 9

Иван. Что глядишь на меня, человек? Слушай, слушай… (Указывая в глубину, где поет хор.) Возлюбим и умилимся. Ибо живем для любови… И мучаемся, и мучаем, и душу свою надрываем, и бьем себя в грудь, и власы раздираем, и так хотим, ибо в великих страстях жизнь наша и нет иной… Се человек…

Картина пятая

Полуразрушенная, пробитая ядрами зала средневекового замка. Огромный очаг из грубых камней, где пылают обрезки бревен. Перед очагом — на сиденье, прикрытом медвежьими шкурами, сидит старый король Сигизмунд Второй Август, на нем — меховой кафтан и дорожные сапоги, под ногами — ковер. В стороне на полу — его латы и оружие. На коленях он держит самострел. В глубине залы — грубо сколоченный стол на козлах, уставленный оловянной посудой и кубками. По другую сторону очага сидит на обрубке дерева магистр К е т л е р, в черном плаще, под которым виден панцирь. Магистр мрачно смотрит в огонь. Перед королем стоит В о р о п а й. Подвывает ветер, в пробоины виден рассвет. Время от времени под сводами залы кричит филин.

Сигизмунд. Не обращайте на меня внимания, пан Константин, я не обрываю золотой нити нашей беседы, я лишь слежу за этим проклятым филином, – всю ночь он не давал мне закрыть глаз… Продолжай…

Воропай. Царь Иван Васильевич умен и просвещен, как никто другой. Его ум — особенный, русский, трудный для нашего понимания. Царь готов сидеть без сна за книгой всю ночь при тоненькой свече, и даже соколиная охота не часто прельщает его… Царские кладовые полны сокровищ не меньших, чем у царя индийского…

Сигизмунд. Черт возьми, я всегда ему завидовал! Откуда у него столько денег?

Воропай. Царь стал полновластным хозяином неизмеримых земель бывших вотчинных княжеств, которые он взял в опричный удел. Ему принадлежат два завоеванных татарских царства…

Сигизмунд. Он ловко устраивает свои дела, не то что мы с вами, магистр Кетлер.

Воропай. Все мытные сборы,[229] солеварни, торговля пенькой, дегтем и корабельным лесом, вывоз икры в католические страны — все идет в его казну… Сам же он часто довольствуется в обед звеном печеной рыбы, несоленым хлебом и ковшиком кваса… Сигизмунд. О, варвар!..

Воропай. Движения души его, как все в нем, – своевольны, – он предается иногда разгулу и тогда особенно и непонятно опасен.

Сигизмунд. С ним это тоже бывает? Т-с-с-с… (Подумает самострел.) Птица дьявольски любопытна, сейчас я отлично ее вижу… Продолжай, пан Константин.

Воропай. Он завершает дело, завещанное отцом и дедом: собрать и укрепить русскую землю. Он раздвинул границы московские от Урала до Варяжского моря; он создал новое войско из служилых людей — опричников и окружил себя преданными псами… Он возвысил царскую власть, уподобляясь византийским императорам, и на пути к самовластию его не останавливают ни родственные связи, ни святость старины. Одна мечта владеет его разгоряченным умом…

Сигизмунд. Стать новым Тамерланом,[230] завоевателем вселенной… Старая сказка… (Стреляет под своды.) Ранен!..

Кетлер. Убит, – весьма меткий выстрел, ваше величество…

Сигизмунд. Вы мне льстите, магистр, – я, как всегда, промахнулся… (Бросает самострел.) Лучше выпьем вина…

Воропай наливает вина ему и магистру.

Какая же мечта владеет нашим любезным братом царем Иваном?

Воропай. Он верит, что Московское царство должно стать источником добродетели и справедливости. Он неимоверно горд тем, что он — русский царь…

Кетлер. Хотел бы я заживо содрать с него кожу, да и возить по ярмаркам на потеху просвещенным народам…

Сигизмунд. Вы забываете, магистр, что царь Иван — помазанник и мой брат, и мечтать в моем присутствии о содрании с него кожи — не совсем учтиво. Итак, пан Константин?

Воропай. Царь Иван — умный и опасный враг, великодушный и верный друг…

Сигизмунд. И мой великодушный друг снова послал в Ливонию сто тысяч опричников и татар и заставляет меня дрожать от холода в дырявом замке… Он не хочет мира, черт возьми!

Воропай. За миром, сказанным тобой, царь Иван увидел лишь острие германского меча…

Кетлер. Разрази меня господь бог — ничего не понимаю… Я велел бы повесить такого посла…