Том 7. Произведения 1856-1869 гг.

А настоящее дло, другой разъ длежъ баловство, а другой разъ не миновать длиться, брату ли съ братомъ или отцу съ сыномъ. Что больше вмст жить, то грха больше. Все больше отъ бабъ, говорятъ, длежъ бываетъ. Другой разъ и не отъ бабъ, да не миновать длиться. Такъ-то съ Сергемъ Резуновымъ было.

Остался Сергй посл отца сиротой, всего годочковъ 6 отъ роду. Прозвище его настоящее Трегубой; такъ его отца звали, а ужъ Резуновымъ онъ по вотчиму называться сталъ. — Отчего Трегубой померъ, Богъ его знаетъ; говорили старухи умныя (они все знаютъ, старухи), говорили, что его въ Саламатин баба испортила, только[54] не врю я что-то бабамъ, а должно простудился, горячка или[55] другая болзнь отъ Бога была. Мужикъ онъ былъ одинокой, бедный, остались посл него молодайка вдова, да трое сиротъ, Сережка, да дв двочки. И померъ то въ самое голодное время передъ оснью. Хоть по міру иди. Спасибо, господскіе были, хоть плохи-плохи, а сходила къ прикащику, веллъ отсыпное выдавать, на вдову два пуда, да на дтей полтора.

[56]Кто Сергя Резунова зналъ большимъ, старымъ, тому трудно подумать, какой онъ былъ маленькимъ Сережкой. Старый Сергй былъ мужикъ акуратный, невысокой не малый, и не худощавый не толстый, а середка на половин. Волосы на голов были русые, не курчавые, такъ мочалками висли, все въ глаза попадали; бородка была небольшая клиномъ, на щекахъ вовсе волосъ не росло, и когда я его зналъ, то ужъ много сдыхъ волосъ было; носъ былъ загнутой крюкомъ, и поперекъ и подъ глазомъ шрамъ былъ, еще мальчикомъ[57] топоромъ разрубили; ротъ былъ небольшой, акуратный: какъ засмется, <бывало, такъ всмъ весело станетъ;> зубы блые, ровные. Только смялся онъ не часто, нешто когда выпьетъ, а то больше мужикъ серьезной былъ. Засунетъ, бывало, персты большіе за кушакъ: — «ну что, милый человкъ», — такая у него поговорка была, и что ему не скажи, всякое дло разберетъ и докажетъ.

Рукопись отрывка рассказов из деревенской жизни: „Это было в субботу“.

Такъ кто его такимъ то зналъ, тому трудно подумать, какой такой былъ Сережка сиротка, когда его еще отъ земли не видать было.

А былъ онъ маленькой, блоголовый, пузатый парнишко, и повса былъ, за то и много его тогда мать била. Нужда, горе, а тутъ еще дти. Прибьетъ, бывало, съ горя, а потомъ и самой жалко. —

Вотъ въ т то поры, когда еще его отъ земли не видать было, помнитъ онъ, что пришелъ къ нимъ разъ въ избу сосдъ, дядя едоръ. — Дло было оснью, съ хлбомъ убрались, народъ дома былъ. — Пришелъ дядя Федоръ пьяный, ввалился въ избу: «Марфа, а Марфа, — кличетъ, — иди угощай меня, я женихъ пришелъ». — А Марфа на выгон замашки стелила. Сережка игралъ съ ребятами на улиц, увидалъ дядю Федора, за нимъ въ избу пошелъ, черезъ порогъ перешагнулъ, а самъ руками за него прихватился, — такой еще малый былъ.

— Кого теб, дядюшка?

— Гд мать?

— На старой улиц замашки стеле.

— Бги, покличь ее, я теб хлбца дамъ.

— Не, не дашь, ты намеднись Ваську побилъ.

— Бги, кличь маму, пострленокъ, — да какъ замахнется на него. — О! убью, трегубое отродье! — да какъ закотитъ глаза, да къ нему. Пошутить что ли онъ хотлъ, только Сережка не разобралъ, вывернулъ глаза, глянулъ на него, да опять на четверенькахъ черезъ порогъ![58] да въ переулокъ задворками черезъ гумно, да на выгонъ, только босыя ножонки блестятъ, какъ задралъ, а самъ реветъ, точно козленка ржутъ. — Что ты, чего, сердешный, — бабка встртила, спрашиваетъ; такъ только глянулъ на нее, еще пуще взвылъ, прямо къ матери; подкатился къ ней клубочкомъ, уцпился зa панёву и хочетъ выговорить — не можетъ, какъ что душитъ его. —

Марфа глянула на него, видитъ плачетъ.

— Кто тебя? Что не сказываешь? Кто, говорю?

— Мамушка!... Трегубой... сказалъ... убить хоче... пьяный такой... къ намъ... намъ въ избу зашелъ... — А самъ панёву не пущаетъ. Она его отцпитъ, а онъ зa другое мсто перехватитъ, какъ колючка какая. Разсердилась баба, ей немного ужъ достелить оставалось,[59] пошла къ пучку, а онъ на ней виситъ. Прибила опять. — Кто тебя, сказывай, — говоритъ.

— Дядя Федоръ... въ из... избу пришелъ... — ужъ насилу-насилу выговорилъ.

Какъ поняла мать, недославши толкнула его отъ себя, бросила, одернула паневу и пошла въ избу. —