Том 7. Произведения 1856-1869 гг.

Вы очень умны, миленькая. Это такъ. Бываютъ хуже, но разъ мы сознали, что убжденія наши различны, что почва, на которой стою я и они, не одна и та же, надо стать однимъ одесную, а другимъ ошую. Вдь все очень просто. Я не уважаю людей глупыхъ и безъ образованія, кром того нечестныхъ, апатичныхъ и враговъ всего новаго. А ваши родные таковы, — стало быть, ни вы, ни я не можемъ ихъ уважать. Вдь вы согласны съ этимъ? Другой бы сталъ политизировать, скрывать свои убжденія, но я полагаю, что честность и истина всегда выгодны.

Любочка.

Отчего жъ? Отецъ не врагъ всего новаго, напротивъ...

Венеровскій.

Ну, разв вы не видите, что онъ только боялся меня и ипокритствовалъ. Ну-съ, и глупую женщину, которая кром ды и спанья ничего не понимаетъ, нельзя уважать!

Любочка.

Я все-таки любила ихъ....

Венеровскій.

Любите вы честное, свободное и разумное! Любите т личности, которыя соединяютъ въ себ эти качества, и вы будете гуманны; а любить женщину за то, что она произвела васъ на свтъ, не иметъ никакого смысла. Да, великолпнйшій другъ! Ежели вы и меня любите, то не за то, что я хорошъ или уменъ, а только за то, что во мн соединяются т качества, про которыя я говорилъ. Да-съ, это такъ. (Приносятъ самоваръ.)Будете разливать?[329]

Любочка.

Нтъ, я не хочу, — все это грязно и гадко.... посмотрите, какія чашки, — я не хочу.

Венеровскій.

Да-съ, Любовь Ивановна, моя женка миленькая. Другимъ знаніе всего того, что я вамъ сообщилъ, дается трудомъ и борьбой и глубокимъ изученіемъ, и то рдкіе, сильные характеры усвоиваютъ себ это ученіе такъ полно и ясно, какъ я его понимаю, а вамъ, моя миленькая счастливица, все это дается легко. Только слушать, воспринимать, и вы сразу станете на ту высоту, на которой долженъ стоять человкъ новаго времени. Да бросимте словопренія! Мы теперь одни и свободны. (Садится ближе.)Чтожъ вы не пьете, моя касатынька?

Любочка (морщится).

Какія чашки! Гадость! Тутъ вс пили, — больные, можетъ быть. Я не хочу.

Венеровскiй.

[330]Могу я тебя поцловать, миленькая? Мн хочется.

Любочка.

Нтъ... Оставьте...

Венеровскій.

Вы не оживленны нынче. Неужели вамъ не пріятно, моя милая, что мы демъ?

Любочка.

Мн все равно, я только[331] устала... Отчего вы Дуняшу не взяли?

Венеровскій.

Вотъ опять! Я не считаю себя вправ тревожить васъ вопросами. Вы такъ же свободны, какъ и я, и впередъ и всегда будетъ [такъ]... Другой бы мущина считалъ бы, что иметъ права на васъ, а я признаю полную вашу свободу. — Да, милая,[332] жизнь ваша устроится такъ, что вы скажете себ скоро: да, я вышла изъ тюрьмы на свтъ Божій.

Любочка.

Зачмъ вы не взяли Дуняшу?

Венеровскій.

То было бы барство, дрянность, она бы стснила насъ. (Придвигается ближе.)Теперь можно поцловать васъ?

Любочка.

Оставьте! Да вы вымойте чашки, грязь какая!

Венеровскій (улыбаясь).

Это ничего. (Заливаетъ чай и пьетъ.)Что же, можно поцеловать? Вы скажите, когда можно будетъ. Не хотите ли отдохнуть? Я уйду. Я никогда не стсню вашей свободы.

Любочка.

Нтъ.... да.... нтъ... Мн ничего не надо. Мн скучно.

Венеровскій.

Вы думаете, можетъ быть, что я не предвидлъ этой случайности. Напротивъ. Не на то мы, люди передовые, чтобъ намъ только фразы говорить. Есть и такіе. Нтъ-съ, мы люди дла. Мы не увлекаемся. Я зналъ, что вамъ будетъ скучно. Хотите, я вамъ скажу отчего. Вы не удивляйтесь, что я угадалъ, тутъ ничего нтъ удивительнаго. Вы выросли въ обстановк дрянной. Въ васъ хорошая натура, но въ жизни вашей вы усвоили многое изъ той апатичной и затхлой атмосферы. Оно незамтно впиталось[333] въ васъ. Вы не замчали этаго прежде, какъ не замтна грязь въ навозномъ хлв, но при прикосновеніи съ чистотой и силой грязь вамъ самимъ стала замтна, и свтъ вамъ глаза ржетъ. Вы, глядя на меня, чувствуете свои пятна... (Ходитъ въ волненiи взадъ и впередъ.)

Любочка (тихо).

Ахъ, только о себ!....

Венеровскій.

Что?

Любочка.

Ничего... Говорите.

Венеровскій.

Вы этимъ не пугайтесь, моя миленькая: это преходящее ощущеніе. Выходящіе изъ мрака думаютъ въ первыя минуты, что свтъ непріятенъ, онъ ржетъ. Но это ощущеніе, присущее всякой рзкой перемн. Вы не пугайтесь, а, напротивъ, съ корнемъ вырвите эту слабость. Отчего вамъ скучно? Вамъ и въ тарантас кажется непокойно, и двушки у васъ нтъ, и чашки вотъ вамъ кажутся нечисты.... Это все апатія помщичья. А подумайте о томъ, что передъ вами вся жизнь свободы, передъ вами человкъ, который для васъ, для вашихъ великолпныхъ глазокъ,[334] сдлалъ вс уступки пошлости, какія могъ, которыя...

Любочка.

Вы все только себя хвалите....

Венеровскій.

Я хвалю то, что заслуживаетъ похвалы, порицаю то, что заслуживаетъ порицанія, а во мн или въ васъ хорошее или дурное, это мн все равно. Такъ называемая скромность есть одно изъ тхъ суеврій, которыя держатся невжествомъ и глупостью; вотъ ваша родительница говоритъ про себя: я глупа. Ну, ей это хорошо, хе, хе!

Любочка.

Оставьте меня, мн скучно.

Венеровскій.