Том 7. Произведения 1856-1869 гг.

Нтъ, вотъ сейчасъ. — (Читаетъ.)«Живя въ комун среди соотвтствующей мн среды,[318] я буду принимать участіе въ литературныхъ органахъ и посильно проводить идеи вка, какъ теоретически, такъ и въ конкрет. Я буду свободна и независима. Прощайте, Прибышевъ. Я ни въ чемъ не упрекаю[319] васъ. Я знаю, что грязь среды должна была отразиться и на васъ; о Марь Васильевн я не говорю; вы должны были быть тмъ, что вы есть. Но помните одно: есть свтлыя личности, не подчиняющіяся ударамъ вка, и на нихъ-то вы должны, ежели хотите не утерять достоинства человка, на эти личности вы должны взирать съ умиленіемъ и уваженіемъ. Я буду искренна — я не уважаю васъ, но не отвергаю абсолютно въ васъ человческихъ тенденцій. Я выше упрековъ!»

Иванъ Михайловичъ.

Все? — Погоди-жъ!

Шаферъ.

Нтъ.... P[ost] S[criptum]: «Прошу продать мою землю и полагаю, что не дешевле 50 руб. за десятину; надюсь на вашу честность, — и въ самомъ скоромъ времени прислать мн 2 300 руб. серебромъ. Изъ доходовъ же прошу прислать мн 150 руб. съ следующей почтой».

Иванъ Михайловичъ.

Отлично! Забрала уже 200, а со всего имнія получается 150. Ужъ проберу жъ я тебя, матушка! Ну, другое: отъ студента, врно. Читайте.

Николаевъ.

Она бшеная! Её на цпь надо. А ты все ученіе ея хвалишь.[320]

Шаферъ.

«Иванъ Михайловичъ! Я у васъ забралъ впередъ 32 рубля. Я ихъ не могу отдать теперь. Но ежели вы не безчестный господинъ, то не будете имть подлость обвинять меня. Я вамъ пришлю деньги, какъ скоро собьюсь. У богатыхъ людей всегда привычка презирать бдныхъ. Въ вашемъ дом это производилось слишкомъ[321] нагло. Я ду съ Катериной Матвевной. Вы объ ней думайте какъ хотите, а я ее считаю за высокую личность. Впрочемъ, мое почтенье».

Иванъ Михайловичъ.

Вотъ — коротко и ясно. Готовы ли лошади? Всю четверню задушу, а догоню и потшусь по крайней мр.

Марья Васильевна.

Что ты, Иванъ Михайловичъ! Ты его пожалй! вдь бдный, одинъ.

1-й Гость.

Есть чего жалть!

Иванъ Михайловичъ.

Ну-съ, еще послднее.... Добивайте....

Шаферъ (читаетъ).

«Отецъ! Я весьма много размышлялъ объ философіи нашего вка. И все выходитъ, что людямъ новаго вка скверно жить оттого, что ихъ угнетаютъ ретрограды. Вс ужъ согласны, что семейство препятствуетъ развитію индивидуальности. Я ужъ пріобрлъ очень большое развитіе, а у васъ ультра-консерваторство, и маменька дура; ты самъ это высказывалъ, — значитъ, вс это сознаютъ. За что жъ мн утратить широкой размахъ и погрязнуть въ засто? Въ гимназіи еще не доразвиты преподаватели, и я этаго не выношу! Въ карцеръ сажаютъ!... Обломовщина уже прошла, уже начались новыя начала для прогрессивныхъ людей. Я буду слдить зa наукой въ университет въ Петербург,[322] если профессора хороши, а если дурны, то самъ буду работать. И ежели ты не Кирсановъ и не самодуръ, такъ пришли мн средства къ жизни въ Петербург.[323] Потому что я ужъ ршился.—А я еще убдился, что и Венеровскій ретроградъ. Онъ не признаетъ свободы женщинъ.— Прощай, отецъ. Можетъ быть, увидимся въ новыхъ и нормальныхъ соотношеніяхъ, какъ человкъ къ человку. Я сказалъ все, что накипло въ моей душ. Петръ Прибышевъ».

Марья Васильевна.

Боже мой! Боже мой! Что это такое!

Николаевъ.

Жалко, жалко мн тебя, братъ Иванъ, a длать нечего, самъ виноватъ. Вотъ-те и новое! Какое новое! — все старое, самое старое; гордость, гордость и гордость! — Отъ сотворенія міра молодые хотятъ старыхъ учить.

1-й Гость.

Это такъ.

2-й Гость.

До чего однако доходятъ!

1-й Гость.

Глупо и смшно.

Иванъ Михайловичъ.

Ну, глупа ты, Марья Васильевна, а я глупе тебя въ 1000 разъ. Эй! готово, что ль?

Лакей.

Подаютъ-съ.

Иванъ Михайловичъ.

Вели Дуняш сбираться[324] хать со мной. Да постой, гд она, дарственная запись? Ну-съ, господа, простите, я ду! (Прощается съ гостями.)

Посредникъ.

Такъ какъ-же, Иванъ Михайловичъ, насчетъ нашего дла?

Иванъ Михайловичъ.

А вотъ какъ-съ. Пока мн не велятъ съ ножемъ къ горлу, ни однаго клочка не отдамъ даромъ, ни одной копейки, ни однаго дня, ни однаго штрафа не прощу! — Будетъ удивлятъ-то-съ! Нтъ-съ, ужъ я нынче выученъ. <Нтъ-съ, батюшка, будетъ-съ, поломался.>[325]

Лакей.

Готово-съ.

Иванъ Михайловичъ.

Ну, шинель, собачій сынъ! Что ты думаешь? По старому? — Правда твоя, Марья Васильевна, все хуже стало. И уставныя грамоты хуже, и школы, и студенты.... все это ядъ, все это погибель. Прощайте. Только бы догнать ихъ, хоть на дорог. Ужъ отведу душу! Петрушку розгами выску! Да.

Марья Васильевна.

Иванъ Михайловичъ, пожалй ты меня, не кричи очень на Алекся Павловича, право. Такой худой, жалкой! Чтожъ, онъ по молодости...

Николаевъ.

Сына то воротишь, а дочь не развнчаешь!

Иванъ Михайловичъ.

Не говори лучше. (Подходитъ къ столу и выпиваетъ стаканъ вина.)Да, да — выску, розгами выску. Прощайте. — Смй- тесь, кричите, злитесь, a выску, выску! — И самъ спасибо скажетъ, да!

Занавсъ.

ДЙСТВІЕ V.

дйствующія лица:

Прибышевъ.

Венеровскій.

Любовь Ивановна.

Катерина Матвевна.

Петръ Ивановичъ.

Твердынской, студентъ.

Смотритель.

Староста.

Дуняша, горничная.

Театръ представляетъ комнату для прозжающихъ на почтовой станціи.

ЯВЛЕНІЕ I.