Стремление создать в «Дыме» сатирически заостренные образы представителей высшей знати и губаревского окружения позволило Тургеневу сказать (в письме к М. В. Авдееву от 25 января (6 февраля) 1867 г.), что его последний роман написан в новом для него роде. Усиление сатирического элемента в «Дыме» было отмечено и П. В. Анненковым, который писал в рецензии на роман: «… многие не узнали любимого своего автора в нынешнем сатирике и писателе, высказывающем свои впечатления прямо и начистоту <
Страницы, посвященные Потугину, в черновом автографе также подвергнуты значительной правке. В большинстве случаев — это дополнения, сделанные на полях рукописи. Существенна, в частности, вставка, содержащая рассуждение Потугина о том, что он «с некоторых пор» не боится прямо высказывать свои убеждения (см. с. 275, текст: «Я давно… нет, недавно — зайцем к нему забегает»).
В этой декларации содержался намек на позицию самого Тургенева после полемики вокруг «Отцов и детей», «процесса 32-х» и заметки в «Колоколе» о «Седовласой Магдалине» (см. письмо Тургенева к Герцену от 21 марта (2 апреля) 1864 г. и примеч. к нему).
Выше было высказано предположение, что любовная коллизия Литвинов — Ирина, по первоначальному замыслу Тургенева, должна была составить самостоятельную повесть. Изменение этого замысла, расширение повести до общественно-политического романа повлекло за собой переосмысление отношений, связывающих Ирину и Литвинова.
В списке действующих лиц указано, что жене генерала Наталье Александровне (т. е. Ирине) в 1862 г. было 22 года. Следовательно, на этом этапе Тургенев не предполагал еще сделать встречу героев в Баден-Бадене вторичной встречей, состоявшейся спустя 10 лет после их знакомства в юности. Это позволяет сделать вывод, что, когда Тургенев составлял список действующих лиц, сюжетная линия «Дыма», генетически связанная с отброшенным замыслом повести, не претерпела еще всех изменений, продиктованных задачами общественно-политического романа. История светской «карьеры» Ирины, начавшейся еще в юности и играющей столь важную роль в обличении нравов, господствующих при дворе, была введена писателем, очевидно, уже на более поздней стадии обдумывания замысла «Дыма», а окончательно завершена только перед сдачей рукописи в набор, когда Тургенев добавил рассказ о жизни Ирины в Петербурге (об этом см. ниже).
Изменение функции любовной истории при включении ее в новый замысел не могло не повлечь за собой и изменение характера героини.
Облик Ирины, ставшей героиней общественно-политического романа, получил новую окраску, по всей вероятности, еще до начала работы Тургенева над черновым автографом, но он изменялся и в процессе работы над рукописью.
Исправления и дополнения, сделанные Тургеневым, как правило, оттеняли отрицательные черты характера Ирины.
Описывая юность героини, Тургенев включил в повествование ряд деталей, содержащих намеки на возможность ее будущих успехов в высшем свете. Так, на обороте наборной рукописи [288]сделана вставка об унизительной бедности, царившей в доме князей Осининых, и об их чувстве вины перед Ириной, которой «как будто с самого рождения дано было право на богатство, на роскошь, на поклонение» (см. с. 282, текст: «Бывало, при какой-нибудь — на роскошь, на поклонение»). На полях чернового автографа вписан также эпизод ссоры Ирины с Литвиновым по поводу его «несветской» внешности и рассуждение о том, что Ирина охотно каялась в несуществующих грехах и «упорно отрицала свои действительные недостатки» (см. с. 285, текст: «Однажды он забежал — действительные недостатки»).
Очевидно, Тургеневу было важно подчеркнуть и тщеславие Ирины, так как он добавил к первоначальному варианту разговор Ирины и Литвинова о ее неотразимой красоте (см. с. 289, текст: «Ирина посмотрела со восторженных похвалах»).
Работая над страницами рукописи, повествующими о периоде жизни Ирины в высшем свете, Тургенев подчеркивал, с одной стороны, что она хорошо понимает ничтожность общества, с которым связана, а с другой — что она не способна порвать с этой средой. Так, например, текст: «Я повторяю вам — не в такой степени» (с. 321) был вписан в наборную рукопись.
Тургенев сделал также ряд вставок, обнажающих лицемерие Ирины, ее привычку жить в атмосфере лжи и потека (см. с. 376, текст: «Признаюсь — Или ты полагала…»). Особое значение Тургенев придавал сцене, вставленной в черновой автограф с пометой NB 1, в которой описано, как Ирина, сразу же после решающего объяснения с Литвиновым, отправилась на прогулку с «тучным генералом» (см. с. 389, текст: «Конский топот — за нею»).