Том 7. Невольничий караван

— Ваша вера меня не интересует, я обращаюсь с вами в соответствии с вашими поступками. Если же вы будете поносить мою веру, то вам придется вытерпеть двойную порцию ударов.

— Покажи нам Даувари, тогда мы поверим тебе! — сказал хомр.

— Честно говоря, мне не обязательно выполнять это требование, потому что наказание плетьми и без того заставит вас заговорить, но все же я пойду тебе навстречу, потому что, как истинный христианин, я являюсь врагом всякого насилия.

Шварц послал Отца Листьев и Хаджи, чтобы они привели Даувари. Оказалось, что вследствие полученных ударов тот не может стоять на ногах. Тогда несколько нуэров принесли его и положили к ногам хомров, а сами уселись рядом. Арабы бросили на своего сообщника сердитый взгляд, а потом презрительно отвернулись.

— Кажется, вы полны высокомерия по отношению к нему, — сказал Шварц, — но скоро ваша надменность уступит место смирению. Итак, вы отказываетесь сказать мне, о чем вы договорились с жителями Уламбо?

— Мы не раскроем рта, несмотря на все пытки.

— Что ж, посмотрим, сдержите ли вы слово.

С хомрами обошлись так же, как днем раньше — с Даувари. Их ноги привязали к копью таким образом, чтобы босые ступни были направлены вверх. После первых же ударов арабы сознались, что были в Уламбо, и сообщили, что тамошние ловцы рабов отказали им в помощи. Правда, это вполне могло быть и ложью, но Шварц поверил пленникам, рассудив, что в случае успешного исхода переговоров они вряд ли выступили бы навстречу Абуль-моуту одни. Хомрам развязали ноги и оттащили их в сторону вместе с Даувари.

Среди ниам-ниам нашлось несколько воинов, которые отлично знали дорогу к ущелью эс-Сувар. Имеющихся у ниам-ниам лодок оказалось достаточно, чтобы вместить все разросшееся войско Шварца. Небольшой отряд сандехов должен был остаться в лагере для охраны кораблей. Поход решено было начинать сразу после ужина.

Недостатка в пище люди не испытывали. Перед отправлением из страны ниам-ниам сандехи как следует запаслись провиантом, у солдат же оставалось еще более чем достаточно мяса, которое было еще достаточно свежим. Все, что солдаты не съели за ужином, Шварц распорядился взять с собой, предполагая, что похищенные Абдулмоутом негры наверняка будут нуждаться в еде и питье.

Мясо было зажарено на кострах: в таком виде оно могло храниться дольше, чем в сыром. Затем король назначил людей, которые должны были остаться на кораблях. Лодки были нагружены и спущены на воду, и все заняли свои места. В преддверии ночной поездки ниам-ниам заранее приготовили факелы, которые должны были освещать реку. Шварц, Пфотенхауер, их друзья и король ниам-ниам сели в первую, самую большую, лодку, вмещавшую почти сорок человек. На ее носу, в небольшом, сложенном из камней очаге горел костер. Лодки оттолкнулись от берега и тронулись вперед, к ущелью эс-Сувар.

Фельдфебель и его люди остались на кораблях. Шварц взял с собой Даувари и обоих хомров, полагая, что они могут ему пригодиться. Арабам оказалось достаточно нескольких часов, проведенных во вражеском лагере, чтобы понять, как сильно отряд их хозяина уступает в численности войску Шварца. Поэтому последнее время они вели себя очень тихо.

Была уже глубокая ночь, и на фоне звездного неба вырисовывались причудливые очертания девственного леса, возвышавшегося на обеих берегах реки. Все живое давно уснуло крепким сном, и лишь тысячи светлячков, словно искры, прорезали мрак, и сотни тысяч, даже миллионы жигалок и комаров слетались на пламя факелов.

Король сидел у костра с неизменной приветливой улыбкой и не обращал ни малейшего внимания на насекомых, которые скоро стали сыпаться с неба сплошным дождем. Шварц и Пфотенхауер натянули на головы москитные сетки. Позади немцев тихонько шептались о чем-то Хаджи и Отец Одиннадцати Волосинок. Блики костра освещали ближний берег и дрожали на листьях тропических растений, которые росли у самой воды.

— Верите ли, — негромко сказал Отец Аиста, — мне уж иногда кажется, я сижу в театре, а лес — это декорации, где феи да эльфы всякие водятся. Вы гляньте только, как свет на ту вон пальму взбирается и бегает вокруг ее кроны. У этих южных растений совсем не такой вид, как у наших северных, и все ж таки по мне наш родной еловый или там буковый лес в тысячу раз милее, чем эти вот тропические заросли. Верно я говорю?

— Я с вами полностью согласен, — подтвердил Шварц.

— Само собой! Различие-то между ними как между небом и землей, это и мне понятно, хоть я и не ботаник. Мне-то, правду сказать, гораздо больше по душе зверюшками всякими заниматься, а особливо птицами. Эх, кабы вы знали, что за птиц я здесь отыскал и препарировал. Чистое великолепие и красотища… А все ж не сравнить с тем, что у нас на родине можно увидать в лесу или даже услышать приводится! Вы слышали здесь что-нибудь подобное, что хотя б отдаленно птичьим пением обозвать можно? То-то же, ничего похожего на птичье пение здесь нет. А дома! Дома я могу часами валяться в траве и зябликов слушать, и… Опля! Что это было такое? Видели этого молодца?