Том 7

На следующее утро после комического допроса, которому подверг меня г-н Циц, я был передан гражданскому комиссару, а тот, в свою очередь, передал меня жандарму. Жандарм, которому приказано было обращаться со мной, как со шпионом, надел мне наручники и повел пешком в Кайзерслаутерн; меня обвиняли в недостаточно уважительном отношении к восстанию пфальцского народа и в подстрекательстве против правительства, о котором я, кстати сказать, не упомянул ни слова. По дороге я добился того, что мне дали повозку. В Кайзерслаутерне, куда уже раньше меня успел приехать Молль, я нашел членов правительства, конечно, в большом смущении по поводу промаха бравого Грейнера и еще в большем смущении по поводу дурного обращения, которому я подвергся. Само собой разумеется, что я устроил этим господам надлежащую сцену в присутствии жандарма. Так как от г-на Грейнера еще не было получено отчета, то предложили меня освободить под честное слово. Я отказался дать честное слово и отправился в окружную тюрьму, — без конвоя, как было решено по предложению Д'Эстера. Д'Эстер заявил, что он не может оставаться в правительстве после такого обращения с его товарищем по партии. Чирнер, который только что приехал, также выступил очень решительно. В тот же вечер событие стало известно по всему городу, и все приверженцы решительного направления немедленно стали на мою сторону. Кроме того, пришло известие, что событие вызвало волнение в рейнско-гессенском отряде и большая часть его хочет разойтись по домам. Этого было более чем достаточно для того, чтобы доказать членам временного правительства, с которыми я ежедневно встречался, необходимость дать мне удовлетворение. После того как я самым приятным образом провел 24 часа в тюрьме, ко мне пришли Д'Эстер и Шмитт; Шмитт заявил мне, что я подлежу освобождению без всяких условий и что правительство надеется, что я и в дальнейшем не откажусь принимать участие в движении. Он сообщил кроме того, что издан приказ, воспрещающий отныне доставлять политических заключенных в оковах, и что продолжается следствие о виновниках этого недостойного обращения, а равно об аресте и его причине. После того как правительство, которому г-н Грейнер все еще не прислал никакого отчета, дало мне таким образом всяческое, возможное для него в данный момент, удовлетворение, обе стороны отбросили официальный тон и вместе распили в «Доннерсберге» несколько кружек вина. На следующее утро Чирнер отправился в рейнско-гессенский отряд, чтобы успокоить его, и я дал ему с собой записку в несколько строк. Г-н Грейнер по возвращении в Кайзерслаутерн так ужасно походил на нытика, что получил от своих коллег двойную головомойку.

В это время из Хомбурга начали продвигаться пруссаки, и так как дело стало теперь принимать интересный оборот и я не хотел упустить случай приобрести военный опыт, и так как, наконец, «Neue Rheinische Zeitung» honoris causa {по долгу чести. Ред.} должна была иметь своего представителя в пфальцско-баденской армии, то я тоже опоясался боевым мечом и отправился к Виллиху.

4. УМЕРЕТЬ ЗА РЕСПУБЛИКУ!

«Тридцать шесть престолов сбросить надо,
Чтоб немецкая республика цвела;
Рушьте же их, братья, без пощады,
Смело пулям подставляйте грудь!
Умереть за республику —
Наш великий, славный жребий, духом избранная цель!»

Так распевали волонтеры в поезде, когда я ехал в Нёйштадт, чтобы узнать там, где находится в данный момент главная квартира Виллиха.

Итак, умереть за республику — такова была, или, по крайней мере, должна была быть отныне избранная моим духом цель. Я чувствовал себя довольно странно с этой новой целью. Я вглядывался в лица волонтеров, молодых, красивых, лихих парней. Их вид отнюдь не говорил о том, что в данный момент умереть за республику составляет цель, избранную их духом.

Из Нёйштадта я поехал на реквизированной крестьянской повозке в расположенный между Ландау и Гермерсгеймом Оффенбах, где еще находился Виллих. Сейчас же после Эденкобена я наткнулся на первые сторожевые посты, которые были выставлены крестьянами по приказу Виллиха; они встречались дальше в каждой деревне при въезде или выезде, а также на всех перекрестках дорог, и никого не пропускали без письменного удостоверения инсур-рекционных властей. Уже видно было, что подъезжаешь ближе к месту военных действий. Поздно ночью я приехал в Оффенбах, где немедленно вступил в должность адъютанта при Виллихе.