Читаем Том 68. Чехов полностью

Анфиса. Сидят теперь внизу под лестницей... Я[40] говорю — «По­жалуйте наверх, нешто, говорю, можно так» — плачут. «Папаша, говорят не знаем где. Не дай бог, говорят, сгорел». Выдумали! И на дворе какие- то... тоже раздетые!

Ольга (вынимает из шкафа платья). Вот это серенькое возьми... И вот это... Кофточку тоже... И эту юбку бери[41]... Что же это такое, боже мой! Кирсановский переулок весь сгорелг, очевидно... Это возьми... Это возьми. (Кидает ей на руки платье*.) Вершинины бедные напугались... их дом едва не сгорел... Пусть у нас переночуют, домой их нельзя пускать... У бедного Федотика все сгорелое.

Анфиса. Ферапонта позвала бы, Олюшка, а то не донесу... Ольга (звонит). Не дозвонишься... (В дверь.) Подите сюда, кто там есть!

В открытую дверь видно окно, красное от зарева; слышно, как мимо дома проезжает

пожарная команда.

Какой это ужас!®

Входит Ферапонт.

Ольга. Вот возьми, снеси вниз... Там под лестницей стоят барышни Колотилины... отдай им... И это отдал... Ферапонт. Слушаю3. (Уходит.)

Ольга. Нянечка милая, все отдавай! Ничего нам не надо, все отда­вай, нянечка... Я устала, едва на ногах стою. Вершининых нельзя отпу­скать домой!.. Девочки лягут в гостиной, аи Александра Игнатьевича вниз, к барону... Федотика тоже к барону, или пусть у нас в зале... Док­тор, как нарочно, пьянк и к нему никого нельзя. И жену Вершинина то­же в гостиной...

Анфиса. Олюшка милая, не гони ты меня! Не гони! Ольга. Глупости ты говоришь, няня. Никто тебя не гонит. Анфиса (кладет ей голову на грудь). Родная моя, золотая моя, я тружусь, я работаю... Слаба стану, все скажут: пошла! А куда я пойду? Куда? Восемьдесят лет. Восемьдесят второй год...

Ольга. Ты посиди, нянечка... Устала ты, бедная... (Усаживаял ее.) Отдохни, моя хорошая. Побледнела как!

Наташа входит.

ТР1Г СЕСТРЫ.

Драма ^ъ 4 хъ д£йств|'яхъ.

/ '

|агйствующ!Е:

Андрей Серг-бевичъ ГГрозоровъ. Ольга \

Маша > его сестры. Ирина J

бедоръ Ильичь Кулыгинъ, мужъ Маши. Наташа, невеста Андрея, потомъ жена.

Александръ Игнатьевичъ Вершининъ, подполковникъ, командиръ батареи.

Иванъ Романовичъ Чебутыкинъ, врачъ.

Баронъ Тузенбах-ь.

Соленый.

Родэ.

Федотикъ.

Анфиса.

Ферапонтъ.

Офицеры.

Прислуга.

ПЕРВОЕ ДЪЙ0ТВ1Е.

Въ домЪ Нрозоровыхъ. Гостиная оъ колоннами, отделяющими гр оть зала. Полдень; на дворЪ солнечно, весело. Видно, какь въ зал-b накры ваюгь столъ для завтрака. Ольга въ синемъ форменномъ плагьЪ учитель­ницы женской гимназш, Маша въ чсрномъ платьЪ, со шляпкой на колт,- няхъ, сидигъ и читасгг книжку, Ирина въ бЬломъ платьЬ стоить за­думавшись.

Ольг а.—Отецъ умрръ ровно годг назадъ, какь разъ вх эготь день, пятаго мая, въ твои именины, Ирина. Было очень холодно, тогда шелъ снЪпь. МнЬ казалось, я не пережив), ты льжа.та къ об-

ДАРСТВЕННАЯ НАДПИСЬ ЧЕХОВА НА ПЬЕСЕ «ТРИ СЕСТРЫ» (ОТТИСК ИЗ ЖУРНАЛА

«РУССКАЯ МЫСЛЬ», 1901, № 2):

«Другу детства Александру Леонидовичу Вишневскому от автора. А. Чехов». А. Л. Вишневский—первый исполнитель роли Кулыгина в пьесе «Три сестры»

Собрание А. А. Вишневского, Москва

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературное наследство

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология